style="font-size:15px;"> Гортензия… Ее мать…
Услышав это откровение, Сесилия, вероятно, на какое-то время лишилась чувств, потому что внезапно вдруг обнаружила, что ее прижимала к пышной груди совершенно незнакомая женщина.
– Боже правый, детка, – проворковала она. – Сколько этот старый негодяй продержал тебя в подвале?
– Я… – Испуганная и ничего не понимающая, Сесилия подняла глаза и увидела рвавшегося к ней разъяренного отца, которого удерживал мужчина значительно ниже его ростом, но очень широкий, так что его коренастая фигура заполняла весь дверной проем.
Девочка все осознала, когда встретила взгляд отца. Его глаза были черными, такими же, как волосы, как его душа.
Нет… это был не ее отец. Викарий был очень высокий, худой и угловатый, с длинным носом и выдающимся подбородком.
Когда Сесилия рассматривала в зеркале свои мягкие округлые черты, она никогда не находила ни малейшего сходства с отцом. И теперь девочка точно знала, почему.
Она не его дочь.
«Слава богу».
К глазам подступили слезы, и она нерешительно взглянула на свою спасительницу – самую красивую женщину, какую ей только доводилось видеть.
Темно-золотистое платье незнакомки мерцало в тусклом свете. Ее кожа и волосы были неправдоподобно светлыми, глаза – темными, а губы – такого же оттенка, как лилии на школьном дворе. Сущий ангел.
Женщина имела округлые формы, как и у Сесилии, и от нее, казалось, исходило удивительное сияние, словно вся она была наполнена светом.
– Сесилия, дорогая, меня зовут Женевьева Лево. Друзья называют меня Дженни. По-моему, нам ничего не мешает быть друзьями. Ты согласна?
По щеке девочки скатилась слеза. У нее еще никогда не было друзей.
Завороженная, Сесилия подняла руку: она хотела тронуть кончиком пальца щеку женщины, но тотчас же отдернула ее, сообразив, что руки у нее очень грязные. Она не хотела испачкать свою спасительницу – так же, как не позволила бы себе прикоснуться нечистыми пальцами к изображению Моны Лизы.
– Не оставляйте меня здесь. – Слова эти, казалось, резанули по горлу ржавым железом, но смолчать Сесилия не смогла.
– О, милая, ты больше не останешься ни на минуту в этом ужасном доме. Ты сможешь идти?
Сесилия молча кивнула. И тут же, покачнувшись, уткнулась лицом в грудь женщины.
– Пойдем, дорогая. – Женевьева твердой рукой обняла девочку и повела по ступенькам наверх. А молчаливый спутник женщины уверенно оттеснил викария в сторону.
– О боже! – громко воскликнула Женевьева. – Не обижайся, дорогая, но, как говорит моя бабушка в Луизиане, от тебя воняет так, что даже лесной хорек при встрече с тобой обратился бы в бегство.
Чувствуя ужасное головокружение, Сесилия шла рядом с женщиной, вернее, машинально переставляла ноги. Слова же доносились до нее словно издалека. Девочка не мылась почти три дня, и ей было ужасно стыдно.
Чтобы
