поначалу было кроваво, но как-то более «нормально». Местные радовались, когда мы занимали новую территорию и вытесняли захватчиков на юг. Но ситуация осложнилась – не за один день, на это потребовались месяцы. Из освободителей мы превратились в оккупантов, которые торчат в Ремарке и не могут ни навести тут порядок, ни уйти.
– До чего же херово я себя чувствую, – заканчивает Голя. – Даже не знаю, зачем мы вообще тут.
– Не боитесь так говорить, сержант? – спрашиваю я. – Кто-нибудь может донести лейтенанту Остину или кому-то из командования базы.
– Я тебе уже говорил, Маркус, куда я их готов послать. Впрочем, они думают точно так же, только обсуждают это в своем кругу.
Ротт, как обычно, уверенно ведет машину, не говоря почти ни слова. Я сижу рядом и таращусь в экран планшета, на котором видна картинка, передаваемая «соколом»: дрон летит над нами, обследуя окрестности в радиусе нескольких километров. Небо над полями и скалистыми холмами меняет цвет, вспыхивая розовым от солнечных лучей. День обещает быть погожим.
Два «скорпиона», первый и четвертый, едут перед грузовиками, еще два за ними – наш замыкает колонну. Мы сохраняем дистанцию в полтора десятка метров на случай взрыва «айдика». Но ничего особенного не происходит, даже гражданских машин не так уж много.
Меньше чем через час, проехав пятьдесят километров, мы добираемся до поста ремаркской полиции, усиленного одним транспортером МСАРР. Здесь автострада обрывается; дальше десять километров разрушенного покрытия и взорванный мост через Реду, который не удалось восстановить за последние пять лет. Приходится направляться в объезд через селение Кардам, где во время готтанских бомбардировок уцелела местная переправа.
У нас появляется возможность взглянуть на глубокую провинцию. За окнами мелькают поля, в основном незасеянные, и небольшие скопления домов. То и дело вдоль дороги виднеются здания, зияющие черными окнами и дырками от пуль в потрескавшихся стенах. Нищета заметна на каждом шагу, заборы во встречающихся деревнях клонятся к земле. Современных сельскохозяйственных орудий не видать – лишь старые и ржавые, запряженные лошадьми.
Здесь до сих пор стоит множество хижин, покрытых соломой, кое-как залатанных камнями и кусками древесины. Порой в них трудно обнаружить четкую линию, не говоря уже о прямых углах. Из труб сочится черный дым – люди топят чем попало, обогревая свои жилища. По полям бродят собаки.
Меня поражает царящее здесь запустение и убожество. Водяная Блоха говорит, что окрестности выглядят будто после эпидемии или атаки зомби. Возможно, местные жители прячутся от нас, а может, сбежали во время войны и больше не вернулись. В одной из больших деревень обитаемыми кажутся лишь две хижины. Наш конвой поспешно проезжает через эти остатки апокалипсиса, распугивая с дороги белых и черных куриц.
В Кардаме мы проезжаем мимо еще нескольких садов, которые уже никогда не зацветут, и полностью сгоревшего храма с разрушенной башней.
