не прошу.
– Вы хотите, чтобы я у вас гостил?
– Почему бы нет?
На мгновение он задумался. Изящно потёр переносицу.
– Откуда у вас такое поразительное гостеприимство? Могу ли я быть уверен, что мне не придётся обороняться от вас, когда вы соизволите пожелать меня ограбить?
Объяснить это гостеприимство я и сам не мог, но здесь мне впервые пришло на помощь мое образование. Я, чуть стесняясь, рассказал, что, будучи историком, хотел бы поговорить с ним насчёт кое-каких вещей, если, конечно, он не возражает. Каким-то непостижимым образом мы оба поняли, что я знаю, с кем имею дело, но удивляло это лишь меня. Казанова вёл себя так, словно гулять по Москве и беседовать с двадцатилетнем парнем было для него в порядке вещей.
– Бог мой! – воскликнул он. – Я нисколько не возражаю! – И всё время, что мы шли до моего дома, он удивлённо повторял: – Как странно! Уже давно никто не просил меня поговорить об истории. Как странно!
-7-
Анна Морозова училась в Суриковском институте и готовилась стать художницей. Она приходила раз в два-три дня по вечерам на Воробьёвы Горы и, разместившись с мольбертом на газоне, принималась рисовать. Она решила создать серию рисунков, посвящённых этому району Москвы, как некогда Моне создал серию о Руанском соборе. Пепельно-русые волосы она стригла коротко, у неё были зелёные глаза, одевалась она исключительно в джинсы и мешковатый свитер и всегда носила огромный зонтик, который волочился за ней по тротуару. Сумка для красок и альбомов была необъятных размеров. По вечерам, когда становилось холодно, Анна доезжала на троллейбусе №28 до Хамовнического Вала и шла в небольшой бар, где выпивала бокал красного вина. Так, ей казалось, должны были поступать художники; многие из них ещё и курили, но Анне это ужасно не нравилось, поэтому она обходилась вином. Придя домой, после душа, она забиралась в постель и подолгу читала стихи, прозу, пьесы, книги о театре и живописи.
Однажды вечером она задержалась на Воробьёвых дольше, чем обычно: закат был слишком хорош, чтобы думать о времени и погоде. Только дождь, который стал накрапывать, вынудил её засобираться домой. Машины и троллейбусы стояли в пробке и совсем не двигались, и Анне впервые в жизни пришлось идти пешком от проспекта Вернадского до Хамовнического Вала почти ночью, и, хотя она была настоящей москвичкой, идти в темноте среди машин ей совсем не доставляло удовольствия. Чтобы отвлечься, Анна размышляла о своём проекте. Она не слишком умела планировать, предпочитая, чтобы волны творчества сами несли её куда нужно. Но, видно, пробка случилась непроста, иначе когда бы Анна задумалась о том, как она живёт? До окончания серии оставалось всего три акварели, конечно, как можно более хороших, на одной из них она хотела запечатлеть Воробьёвы Горы утром, но Анна страсть как любит поспать по утрам, потом она даёт уроки либо сама на них присутствует, и до вечера на Воробьевы она не вернётся, к тому же, судя по погоде, дожди теперь будут идти долго, уже март, а там и апрель, однако своему обычаю зайти в «точку» и выпить бокал вина она ни в коем случае не изменит, если только здесь на неё никто не нападёт…
…и вот на этой последней мысли Анна с кем-то столкнулась. У неё была привычка
