всеобщий гвалт; каждый хотел, чтобы услышали именно его, потому что кто, как не он, говорит дело! Утро обошлось без разговоров о политике и неминуемой войне, так как мистер Уилкс настоятельно попросил не утомлять дам столь скучными для них материями. Но вот Джералд протрубил: «Форт-Самтер!» – и мужчины разом позабыли все увещания хозяина.
– Конечно, мы будем сражаться!..
– Все янки – трусы!..
– Мы сметем их за месяц!..
– Да один южанин побьет двадцать янки!..
– Проучить их хорошенько, чтоб не скоро забыли…
– Миром? А они дадут нам уйти миром?
– Нет, а вы слышали, как мистер Линкольн издевался над нашими эмиссарами?
– Ну да, неделями держал их в подвешенном состоянии, все клялся, что выведет войска из Самтера…
– Хотят воевать? Ну так мы их накормим войной до тошноты!
И поверх всего этого гама гремел раскатистый голосище Джералда, повторявший на все лады:
– Права штатов? Да ради бога! Ах, им права штатов? Да пусть…
Да, Джералд прекрасно проводил время, просто отлично. Но не его дочь.
Война, отделение, выход из Союза штатов – эти слова от частого употребления давно уже наводили на Скарлетт смертельную скуку, но сейчас она их возненавидела – ведь это значит, что мужчины будут произносить свои речи до бесконечности и она не сумеет уединиться с Эшли. Никакой войны, разумеется, не будет, и мужчинам это прекрасно известно, просто они обожают поговорить и сами себя послушать.
Чарлз Гамильтон не вскочил вместе со всеми. Обнаружив, что остался со Скарлетт практически наедине, он наклонился к ней поближе и зашептал доверительно, в приступе безумной отваги, порожденной любовью:
– Мисс О’Хара, знаете… я уже решил, что, если надо будет воевать, я поеду в Южную Каролину и поступлю к ним в отряд. Я слышал, там кавалерию организует мистер Уэйд Хэмптон, и мне, конечно, хотелось бы к нему. Он замечательный человек, они с моим отцом были лучшие друзья.
«Вот любопытно, чего он от меня ждет? Может быть, троекратного ура?» По выражению лица она догадалась, что он делится с ней сокровенным, но так и не придумала, что ему ответить, просто смотрела молча, удивляясь в душе мужской глупости: почему-то они считают, что женщинам интересно знать такие вещи. Чарлз расценил молчание как знак изумленного одобрения и дерзнул пойти дальше:
– Если я уеду… вас… вы… вы будете сожалеть, мисс О’Хара?
– Каждый вечер буду заливаться горючими слезами, – легкомысленно ответила Скарлетт, но он принял ее слова за чистую монету и зарделся.
Ее рука утопала в складках платья, он осторожно ее нащупал и легонько сжал. Она руку не отняла. Ошалев от собственной храбрости и ее уступчивости, он спросил:
– Вы будете за меня молиться?
«Нет, ну что за дурак», – вздохнула Скарлетт, незаметно
