прекрасно понимаю, что вы обо мне и думать забыли. Бросили меня там, на дороге, и все. И не надо говорить, что вы вспоминали меня, когда вас окружали толпы хорошеньких англичанок и француженок. Но я не для того проделала весь этот путь сюда, чтобы выслушивать всякие глупости о себе самой. Я приехала… Я приехала потому…
– Почему же?
– Ах, Ретт, я ужасно расстроена и тревожусь за вас! Я боюсь за вас! Когда вас выпустят из этого кошмарного места?
Он быстро накрыл ее руку своей ладонью.
– Вы не зря расстроились. О том, чтобы мне выйти отсюда, и речи нет. Разве что веревку натянут потуже.
– Веревку?
– Да. По всей вероятности, мой исход отсюда состоится не иначе как на конце веревки.
– Ну не повесят же вас, в самом-то деле!
– Еще как. Если найдут свидетельства против меня.
– О, Ретт! – воскликнула она, приложив руку к сердцу.
– Вам будет жаль меня? Если посожалеете обо мне достаточно, я упомяну вас в своем завещании.
В черных глазах смеялось удальство, рука крепко сжимала ее ладошку.
Завещание! Она поспешно опустила глаза долу, боясь, как бы они ее не выдали, но чуточку, видимо, промедлила, потому что у него во взгляде внезапно появился блеск любопытства.
– По мнению янки, у меня должно быть очень приличное завещание. Они проявляют значительный интерес к моим финансам. Каждый день меня волокут к очередному столу для дознания и задают дурацкие вопросы. Кажется, ходят слухи, что я дал деру с мифическим золотом Конфедерации.
– Ну… ведь так и было?
– Вот так вопрос, прямо в яблочко! Вы не хуже меня знаете, что Конфедерация использовала печатный станок, а не пресс для чеканки.
– А откуда же тогда взялись все ваши деньги? Из спекуляций? Тетя Питти сказала…
– Что за вопросы вы задаете! Как следователь.
Провалиться ему! Конечно, у него есть деньги. Она пребывала в таком возбуждении, что ей стало трудно вести с ним разговор о милых пустяках.
– Ретт, я очень огорчена тем, что вы здесь. Вы считаете, у вас нет шансов выйти на свободу?
– «Nihil desperandum!»[2] – вот мой девиз.
– Что это означает?
– Это означает «Все может быть», моя очаровательная невежда.
Она взмахнула своими густыми ресницами, чтобы поглядеть на него, и снова опустила.
– О, вы слишком умны, чтобы дать им себя повесить. Я уверена, вы придумаете какой-нибудь хитрый способ, как их надуть и выйти отсюда. А когда выйдете…
– А когда я выйду… – повторил он мягко, склоняясь к ней.
– Ну, я… – Она изобразила прелестное смущение и зарумянилась. Зарумяниться труда не составило – у нее дух захватывало от волнения, и сердце выстукивало барабанную дробь. – Ретт, я так жалею о том, что наговорила вам тогда –
Никогда не отчаиваться (
