что-то наподобие плана действий.
Открыв рюкзак, я достал все петарды и спички, которые у меня были. Похоже, настал ваш звездный час! Умирать так глупо я уж точно не собирался.
Сосчитав до трех и подпалив фитиль, я открыл дверь и выкинул петарду в толпу моих «поклонников», терпеливо ждавших у двери. Взрыв получился громким, даже в какой-то мере эффектным. Впрочем, у меня не было времени любоваться.
Я отправил в толпу еще несколько петард. Воспользовавшись шансом, выскочил из комнаты, попутно тратя патроны на самых стойких зараженных. Они цеплялись ко мне своими жилистыми руками, пытались повалить меня на пол, тянули с такой неистовой силой, что оторвали капюшон куртки. Уже на лестнице я кинул в центр коридора последнюю петарду, чтобы отвлечь погоню яркими огоньками и шумом.
На самом деле я впервые самостоятельно использовал петарды как средство для отвлечения внимания. Раньше мне не верилось, что зараженные, подобно безмозглым болванчикам, будут послушно следовать к источнику звука. Теперь же верилось охотно.
Я выбрался из торгового центра. Выбрался живым. У меня не осталось ни петард, ни патронов, даже свой фонарик я умудрился оставить где-то в подвале. Но возможно ли описать счастье человека, спасшегося на волоске от гибели?
Мне хотелось кричать, вот только не получалось. Я поднес руку к шее, приказывая себе успокоиться. Только не сейчас. Только не снова.
Впервые я потерял голос, когда мне было двенадцать. Долго не мог с тех пор говорить, пока Освальд не взялся за мое обучение. Он научил контролировать агрессию, страх, не судить по внешности и никогда не позволять эмоциям брать верх. Но возможно ли научиться полностью подавлять свои чувства?
У меня так и не получилось. И плата за это – голос.
Домой я вернулся в совершенно растерянных чувствах. Я, конечно же, был рад, что вообще вернулся, но неспособность говорить сильно давила на меня. Вот так просто страх, накрывший после встречи с зараженными, связал горло и связки. Я прекрасно понимал, что это быстро пройдет, но не мог заставить себя не переживать. Как бы я не убеждал себя, что всё позади, другая часть меня отказывалась верить.
Для начала следовало умыться и скинуть с себя потяжелевшую одежду, потом – устроиться в любимом кресле с книгой и забыть обо всем, что произошло сегодня. Было бы чудесно, но я не учел факт существования своего сожителя.
И, конечно же, в доме его не было – пришлось выйти на задний двор.
Склад для хлама, сарай, служивший курятником, огород, скрипучие детские качели и колодец – вот что собой представлял задний двор. Среди всего этого скромного убранства, на земле, заваленной ярко-оранжевыми листьями, что напоминали отблески огня, сидел маленький мальчик и с любопытством смотрел сквозь сетку на импровизированный дворик для куриц. Они, как маленькие заключенные, выбирались по утрам на территорию, огражденную со всех сторон сеткой, чтобы подышать свежим воздухом; а на ночь забирались в свою половину дощатого сарая, что я запирал с наступлением
