как было сказано), с кровати ко мне задрожал расслабленный голос:
– Тома!
– Марина?
– О, что со мной сталось?!?
– Ничего, полежи пока…
Я направился к клеткам, открыл одну дверцу, поймал птичку. Куда же теперь ее посадить?..
Ты понял, читатель, в чем фокус? – расслабленный пересаживал птичек из клетки в клетку.
Куда же ее посадить?.. Нет, эту мы, пожалуй, здесь оставим – я вернул птичку на место. А вот помните, он давеча зачем-то выходил? – так вот зачем он выходил, оказывается: я пошел на кухню и, естественно, нашел там еще две клетки с птичками. Принес в комнату, поставил на стол, поменял птичек местами.
И тут калека вскочил с кровати, весь дрожа и вихляясь, бросился на меня с палкой.
Читатель, ты не забыл? – я ведь женщина!
– Я ведь женщина: не забывайся, брось палку! – вскричал я. Э-ээх! расслабленный-расслабленный, а откуда силы берутся?
В краткой схватке я победила – привязала его к кровати. Как он бедный затрясся! – но не оставлять же ему эту голубятню.
– Где тут я? – спросил я, но не получил ответа.
Ведь надо же как-то разобраться. Доверять ему ни в коем случае нельзя – он моими же руками в два счета упрячет меня в свое тело – и уж тогда надергаешься!.. Значит эти две клетки – Марина Стефанна (радуется сейчас у меня в чулане) и Геннадий.
– Тебя ведь Геннадий зовут?
Он опять промолчал.
Да, но в которой Геннадий? В общем, задача простая, когда она на бумаге: сиди, пересаживай из клеточки в клеточку, смотри, что получится. А только вот вдруг я пересажу сейчас Геннадия в какого-нибудь Сержа, а он тут где-нибудь рядом, да прибежит, да с палкой, а я слабая женщина… то-то! А не проще ли их пустить на свободу обоих? – черт с ними, пусть летят! – или, может, свернуть шею?
– А, Геннадий! Я хоть и слабая женщина, а птичке шею свернуть сумею. Вот только которой? – не хочется оставлять труп у себя в кладовке – этой?
Я запустил руку в клетку с канарейкой, она забилась, пытаясь спастись от меня.
– Это жестоко, – не выдержал расслабленный.
– Конечно! А людей калечить не жестоко?
– А я-то! – крикнул он, – эх, что ты понимаешь? – шлюха!
– Я шлюха!?! – да ты сумасшедший урод! Ты хоть знаешь, кто я?
Да конечно ничего не знает, ему может быть этот птичник и достался-то так же, как мне, – случайно – он же не знает, как им пользоваться, дурак!
– Ты хоть знаешь, кто я?
– Ты облезлая шлюха, – заорал он и плюнул в меня, – блядь!
Этого я не выдержал (не я – Томочка! – она сдавила птичку) – я сдавил птичку в кулаке и метнул окровавленный комок канареечных перьев в лицо ходуном заходившему Лоренцу. Он весь натянулся, в последний раз страшно взбрыкнул, разинул рот, хватая потерянный воздух, два раза чирикнул и помер.
