в такие моменты.
– Что случилось, Петровна? – выдохнув, спросил он. – Видишь ведь, что я изнеможён. Тебе в пору предложить мне чаю, да взбить подушку для спины. А по твоим глазам видно, что дело ты мне нашла, – она примолкла. – Ах, говори уж, коль начала, – он поднялся и сел. – Твоё сварливое молчание гнетёт куда сильнее просьб.
На морщинистом лице няньки появилась приятная улыбка.
– Последние дни я стала неладное примечать в доме… и вот, волнуюсь, вторые сутки глаз не смыкаю.
– Так-так… продолжай, – заинтересовавшись, произнес Саша.
– Глубокой ночью, мне всякий раз слышится неприятный шум, доносящийся сверху. Я чутко сплю, оттого даже от такого пустячка сон мой прерывается. Лежу я стало быть, вижу, как Вы и Татьяна Александровна маленькие меж сосенок бегаете… и тут, будто от удара обухом по голове просыпаюся, – увлеченно рассказывала, жестикулируя. – Слышу: «Шур-шур… шур-шур», звуки какие-то сверху. Первый день подумалось мало ли птичка эдакая подле окошка, или ветер, будь он не ладен, ставни бьёт, поэтому дальше спать продолжила. На второй день примечаю… снова шуршит, и тут меня переклинило, и спать уж невмоготу, и идти боязно. А Вас будить дурость совсем. На третий день то же, что второй. Вот…
– Ладно, а от меня ты чего хочешь?
– Чтобы Вы проверили, Александр Александрович. Что ж ещё? Сходите, миленький, успокойте старую, – жалобным голосом проговорила.
– Сама то днём, стало быть, не поднималась?
– Поднималась. Ничего странного вроде нет.
– А тогда чего мне то там найти следует?
– Так Вы ночью сходите, когда вновь бесноваться начнут.
– Любезная Марья Петровна, будет тебе ересью голову забивать, – недовольно произнес Боровский. – Что я там такого найду? Черта? Так он там не водится, таковые у меня в университете бродят. Человека? Так что ему там делать и как попасть? Через окно не пробраться, больно высоко, а мимо нас не пройдёт.
– Но молю Вас, не сложна ведь просьба.
– Где это видано, чтобы слуга батьку на передовую посылал? Только тут, нигде иначе, – он взглянул в её большие блестящие глаза. – Будет тебе… вытаращилась. Схожу я, схожу, коль снова услышишь. Но, Петровна, знай, ветер это, и зря ты мне перья теребишь.
– Конечно-конечно, спасибо Вам большое… Вот и чай подоспел.
На кухне приятно насвистывал вскипевший чайник, а снаружи, тем временем, стоял не менее чудесный вечер. Улица, несмотря на время, была достаточно оживлённой. Слышались с десяток голосов, сливающихся в единый неразрывный звук, который включал в себя не только людские переговоры, но и ржание лошадей в сопровождении стука колёс и лёгкого щебетания птиц. Совсем жёлтые листья носились по переулкам, принося с собой запах осени, а леденящий ветер оповещал о приходе матушки-зимы, которая семимильными шагами подступала к Санкт-Петербургу. Прошло три недели с приезда Боровского в столицу. Город
