Львиная половина команды может удалиться с видом оскорбленного достоинства, когда станет очевидно, что им (или ею) манипулируют или вытесняют со сцены: и то и другое угрожает гордости Льва. Не случайно группу львов называют прайдом (pride по-английски и есть «гордость»).
Если Лев или Львица не может оскорбленно удалиться (например, если это несовершеннолетний ребенок или законный супруг), то он или она будет сидеть в углу и дуться, смотреть с упреком и тешить свое тщеславие. Есть еще вариант: Лев взревет, как его собрат из заставки киностудии MGM, и яростно атакует несправедливость, на которую осмелился простой крестьянин. Это может быть ужасно громко. Для Овна безопаснее позволить Льву любого пола верить в то, что в любой их игре победил именно «царь зверей». Никто – в джунглях или за их пределами – не бывает столь же великодушным, веселым и просто милым, как Лев, которого холят и лелеют как эмоционально, так и физически. Однако талантом холить и лелеять Овен определенно не обладает.
Эзоп в своих баснях показывает, как легко может управлять Львом более мелкое животное, шакал. Когда Лев гневается на него и ревет в ярости, хитрый шакал без труда возвращает себе королевское расположение: он просто напоминает Льву, в самый разгар бури, что тот – царь зверей, правитель всех животных и поэтому не должен ожидать слишком многого от ничем не примечательного шакала. И это неизменно срабатывает.
Проблема только в том, что баран – не шакал. Овен скорее прикажет Льву в самый разгар битвы (о да, битвы у них, конечно, будут) либо сдаться, либо убираться прочь. Тут мгновенно возникнет эмоциональный тупик. Поскольку сдаться для Льва совершенно невозможно, а убраться было бы проявлением трусости, недостойным поведением для королевской особы (разве настоящий монарх когда-нибудь может отступить?), у Льва или Львицы нет иного выбора, кроме как рычать еще громче и еще высокомернее. В конце концов, когда Овен убедится, что даже бараньи прочные рога не в состоянии свергнуть Льва, столь смелого и упорного (эмоционально, умственно и физически), остается только ор. И крики могут длиться изнурительно долго, поскольку оба этих солнечных знака любят театральные речи и вызывающее поведение.
– Да как ты смеешь!
– Не повышай на меня голос!
– Не указывай мне!
– Тебе это с рук не сойдет!
– Я не буду делать так, как ты говоришь!
– О нет, будешь!
– Это зашло слишком далеко!
– Да ты представляешь себе, кому тут хамишь?
– Ты будешь делать, как я говорю!
– Никогда! Ты меня слышишь? НИКОГДА!
И все это длится – и длится – и длится без конца. Если бы они продавали билеты на это представление, собрали бы полный зал. Ни один спектакль на Бродвее или на любой другой площадке не может похвастать таким драматизмом, напряженностью и столь бурным действием, которым этим двоим удается наполнить
