style="font-size:15px;"> – Это ты? – сказала она довольно ласково. – Кто тебя прислал? Что тебе?
– Может быть, я могу что-нибудь сделать для вас, мама?
– Нет. Впрочем, вот… Подойди и положи мне руку на лоб. Очень болит голова.
Дениза приблизилась к кровати и приложила руку к горячему лбу матери. Немного погодя она предложила:
– Мама, хотите, я вам почитаю?
– Нет, – ответила госпожа Эрпен, – помолчи… Не утомляй меня.
Минуту спустя она отстранила ручку дочери.
– Тебе жарко, ступай, – сказала она. – Скажи, чтобы меня не беспокоили.
Дениза спустилась вниз, в кухню. Там она застала Эжени, Викторину и ее мужа, Леопольда Куртегеза, работавшего ткачом у Кенэ. Эрпены не держали мужской прислуги, но муж Викторины колол у них дрова и ведал отоплением. Это был мужчина с густыми усами; ему всегда было жарко, и он сидел за кухонным столом в расстегнутой рубашке, с голой волосатой грудью. В глазах Денизы он являлся олицетворением силы, такими, вероятно, были палачи, терзавшие святую Аполлину.
– Ах, ты тут, – сказала Эжени. – А я думала, ты у барыни.
– Мама захворала, – ответила Дениза. – Она велела сказать, чтобы ее не беспокоили.
– Ей бы очень хотелось, чтобы ее побеспокоили, да только не мы с тобой, – заметила Эжени.
– А доктор был? – нерешительно спросила Дениза.
– Вот в том-то и дело, что не был, – ответила Эжени, подмигнув.
– Перестань! – прервала ее с упреком Викторина. – И озорница же ты! Пожалела бы девочку! А ты ступай-ка спать, – сказала она Денизе.
– Нет, позволь мне тут побыть, – попросила девочка.
Викторина прижала ее к мягкой, теплой массе, колыхавшейся под синей кофтой.
– Что ж, побудь, – сказала она. – Уж Викторина-то твоя всегда при тебе останется.
Она дала ей каштанов, которые только что нажарила для мужа. Немного погодя он запел. Он знал песенку, которая очень нравилась Денизе.
Не плачь, моя Сюзетта,
Беда не велика…
Пройдет тревог пора,
Ты лучше улыбнись
И гнездышком младенца
Уже теперь займись.
Дениза, усевшись за некрашеный кухонный стол, вместе с Викториной и Эжени подхватила припев. Теперь она заливалась смехом. Потом запела Викторина: «Бедный паренек, собирайся во Францию, в дальний путь…» Немного погодя за Денизой явилась мадемуазель Пероля, и Дениза пошла к отцу, чтобы пожелать ему спокойной ночи. Он сидел в гостиной один, с газетой на коленях, и вид у него был очень печальный и подавленный. Он равнодушно поцеловал ее в лоб и снова задумался.
IX
Мадемуазель Пероля не была такой черствой, как няня Карингтон, однако она причиняла Денизе больше страданий, чем та. Молодая, восторженная, благородная, она решительно отстаивала справедливость и добродетель. Она жалела Денизу, старалась ее утешать и тем
