меня Маэстро, – забывшись, я перешел с ней на «ты».
– Умер’ь свой аппетит, мальчик. Ещё вчер’а ты спал на гр’язном белье в какой-нибудь омер’зительной общественной ночлежке, а сегодня уже тянешь свои загр’ебущие гр’язные лапы к Маэстр’о?
– Тебе нужен сенатор, мне – Маэстро.
– Смелостью ты, может, и отличился на своей пр’ежней р’аботе, но здесь нужен ум, тактика, дипломатия. Скор’ее всего, тебе даже не знакомы подобные понятия.
– У меня нет на это времени, Вильфионеда. Тебе нужен сенатор, а мне – Маэстро. Согласись, что это абсолютно неравноценные услуги.
– Пр’и случае я дам знать Янемагу, что ты слишком туп для той р’оли, на котор’ую тебя взяли по стечению обстоятельств.
– При случае. Но сегодня сенатор в обмен на Маэстро.
Или мне показалось, или она действительно заскрипела зубами. Вцепившись в мою руку острыми когтями и делая вид, что следует за мной, она подтолкнула меня в сторону Маэстро.
– Мон сеньор’, добр’ого вечер’а, – с придыханием обратилась она к белокурому музыканту, в одно мгновение из озверевшей мегеры превратившись в томную печальную вдову.
– Мои соболезнования, сеньора Энберри, я и не ожидал увидеть вас в такой день, – Маэстро поцеловал поочередно руки тетушки, успевая оглядеть меня с ног до головы. Излишне фарфоровое лицо, подведённые тушью глаза, напомаженный парик – все выдавало в нем человека, крайне неуверенного в своей внешности и положении, несмотря на бешеную популярность.
– Я не могла не пр’ийти, мон сеньор’. Но поймите меня пр’авильно, долго я пр’обыть не смогу. Тяжело.
– Конечно, моя дорогая. Конечно. Если я могу чем-то помочь, просто дайте мне знать.
– Не беспокойтесь, все хлопоты со мной р’азделит мой племянник, мой дор’огой Карр’илиан Вар’ковски.
Она искусно сыграла нежность по отношению ко мне, не знаю, насколько хорошо знал ее Маэстро, но он ей явно поверил.
Его оценивающий настороженный взгляд тут же потеплел, и он протянул мне руку.
– Рад знакомству, сеньор Варковски. Вы сейчас очень нужны вашей тетушке. Берегите её.
– Не беспокойтесь, Маэстро. Но если вы заглянете к нам на будущей неделе, уверен, это поможет тетушке пережить утрату. Искусство – лучшее лекарство от внутренней пустоты.
Надо отдать ей должное, она стойко выдержала этот удар. Посметь пригласить ее друга в ее дом означало показать, что я не являюсь ее гостем и таковым себя не чувствую. Чрезмерная наглость, по мнению мединцев.
За годы службы Янемагу я создал для себя особое правило: атаковать первым. А с любителями закулисных игр, к коим относилась Вильфионеда, нужно было не церемониться, отыгрывая свою роль жестко и вызывающе.
Только дашь слабину, и люди тут же норовят забраться на шею, в особенности женщины.
Как и обещал, я был достаточно вежлив с сенатором и максимально наблюдателен:
