Маркетой. Она походила на моих предыдущих девушек гораздо больше, чем Нина.
В общем, из разрывающих меня на части чувств я мог бы разложить пасьянс на приборной панели.
Съезд с автострады я чуть не проскочил, в последнюю секунду перестроившись в правый ряд. Сразу за развязкой показался городок Погоржелице. Белая коробка типографии “Моравия букс” выросла у дороги недавно, зато дальше последовала уже хорошо знакомая мне комбинация: автозаправка, череда частных домов, мост через реку Йиглаву, поликлиника, ратуша, почта, рыночная площадь и белая церковь, перед которой я свернул налево. Миновал бывший магазин электротоваров, где мы покупали батарейки для моих “Электроник”, и до сих пор существующую мясную лавку, где мне никогда не нравилось.
Припарковавшись на подъездной дорожке, я вытащил ключ зажигания – постаревший Джонни Кэш, чей голос напоминал рашпиль, умолк на полуслове. Раньше, едва я появлялся во дворе, меня тут же кто-нибудь встречал, но Жучка умерла года два назад (разве я не сам нашел ее в малиннике с мухами на языке?), а бабушка с дедушкой все больше времени проводили дома. Прежде они целыми днями были на улице: бабушка ухаживала за цветами, а дедушка за кустами и кроликами, или же оба просто болтали с соседями по своему учительскому дому, – но за последние годы они порядком сдали.
Даже запираться начали: нажав на дверную ручку, я, кажется, впервые в жизни не смог войти в квартиру, так что пришлось воспользоваться звонком.
– Яник, как же ты вырос! – воскликнула бабушка, всплеснув руками, хотя расти я перестал давным-давно, и обняла меня. – Да ты уже выше деда!
В матовом стекле двери появилось продолговатое пятно. Оно постепенно увеличивалось в размерах по мере того, как худая старческая фигура приближалась к прихожей.
– Ты хорошо доехал? – поинтересовалась бабушка.
Тут к нам вышел дед. Он поздоровался со мной по-моравски и протянул свою длинную руку, которой не раз отвешивал мне затрещины. Чуть поколебавшись, мы обменялись поцелуями в щеку. Прежде дед бы так не сделал, но с возрастом он стал нежнее. И еще одно: благодаря поцелую я понял, что дед нынче не брился, а ведь раньше это было совершенно немыслимо. Бритье входило в число его обязательных утренних ритуалов, закладывая фундамент дня. Именно от деда я получил на восемнадцатилетие свою первую электробритву и точные инструкции, как ею пользоваться. “В бритье главное – область кадыка”, – объяснял он и по-птичьи вытягивал перед зеркалом шею, обучая меня мужским повадкам.
– Да ты проходи, проходи, – подталкивала меня бабушка. – Как же хорошо, что ты приехал. Сейчас чай заварю.
– Итушка, мы сегодня еще кофе не пили, – напомнил дед.
– Тогда давай с нами кофейку? – предложила мне бабушка. – У нас и пирожные есть…
Оба они передвигались уже с трудом. Бабушка зашаркала в кухню, а дед поплелся в комнату и опустился в потертое коричневое кресло. Мы задали друг дружке традиционные вопросы, какие обычно звучат при встрече, и дед принялся извиняться – мол, ему, собственно, и рассказать-то нечего:
