Да, наш Адульв еще неделю будет цвести синяками, да шишками, выхваченными сегодня. Глянь, дочка, чего там у него с носом?!
Меж тем мальчик, оторвав от подола рубахи лоскут, порвал его надвое и, заткнув кровоточащие ноздри, с твердой не по годам решимостью направился к бревенчатым упряжкам. Из восьми разных бревен выбор Адульва пал на одно из самых тяжёлых. Кряхтя и чертыхаясь, увязая в снегу почти до середины бедра, он давил всеми своими малыми силами на лямки упряжи. Медленно, очень медленно бревно поползло, оставляя в глубоком снегу приличных размеров колею, потихоньку увеличивая скорость под натужные выдохи мальчонки, грозившие поспорить громкостью с кузнечными мехами.
На детском лбу выступили вены, но Адульв знал, что главное набрать скорость, а там, пройдя первый круг, остальные будут куда как полегче, ведь бревно будет ползти уже по накатанной колее. Он уже почти миновал первую половину круга, когда, дико выгнув спину, резко остановился, но не своей волей. Ему показалось, что бревно позади будто вросло в землю, изрядно прибавив в весе. Тяжело хватавший ртом воздух, мальчик обернулся. На бревне будто так и нужно, рассматривая собственные ногти, сидела Сольвейг, да с таким скучающим видом, что Адульв в конец задохнулся от возмущения.
– Зачем, разбей тебя хворь, чтоб от зубов одни пеньки остались, зачем, знаешь, как трудно было его разогнать?
– А то, сама что-ль не тягала? Но, во-первых, мелочь, разве так нужно со старшей в роду разговор заводить? – улыбнулась Хортдоттир, в который раз откровенно любуясь яркими небесно-голубыми глазами под насупленными бровями мальчонки. – А, во-вторых, этот вес пока не по тебе, нечего жилы драть, сюда поди, нос гляну.
– Дед говорит, чем больше тяжесть, тем быстрее мышцы нарастут, да тело окрепнет. – чуть подраслабился негодующий паренек, но подошёл, зная, что спорить с Сольвейг равно, что тушить очаг китовым жиром.
– Эт кто тебя так? – спросила она, кабы невзначай, едва пальцы молодой наставницы ласково коснулись детского лица.
– Так Торвольд щитом, чтоб ему зад проморозило, никак не могу его осилить, он ведь больше меня раза, наверное, в два. Только и знает, что жрать, ууу, сала шмат, недаром семейство его корявое поросей разводит. Но боги мне свидетели, придет день, и я его уложу.
– Значит специально на него выходишь, похвально, а носик-то сломан, сломан носик твой, родич.
– Ничего, рана пустяшнаааааааааааааааяяяяяяяяяя, чтоб тебя надвое порвало, знахарка, асов дар, коневалка окаянная. – запрыгал на месте, вопя во все горло Адульв, едва под пальцами Хортдоттир его нос, хрустнув, встал на место.
– Ну, вот и все. – хлопнув ладонями об колени, поднялась Сольвейг. – Правда, морда у тебя к вечеру только медведей стращать будет или деда Руагора на нужнике, чтоб прослабило скорее. А сейчас ступай-ка домой, с тебя на сегодня достаточно.
– Нет, недостаточно. – топнул ногой Адульв, все еще держась за нос. – Что бы стать по-настоящему сильным,
