почти как родные.
Толя все чаще пропадал неизвестно где. Мама разговаривала с ним, пытаясь выяснить, в чем дело, что с ним происходит, сетовала на то, что он совсем отбился от рук и перестал ее слушаться.
– Мам, я не маленький. Может, хватит уже меня контролировать и отчитывать.
– Ты прекрасно понимаешь, Толя, о чем я говорю. Ты связался с плохой компанией, дерзишь, перестал реагировать на мои просьбы.
– Мам, это мои друзья, и мне интересно проводить с ними время. Я нянька, что ли, всю жизнь должен подтирать сопли младшим? У меня могут быть свои интересы?
Мама, невзирая на его протесты, все равно запрещала приходить домой поздно, на что он огрызался, как обнаживший острые зубы щенок, у которого пытаются забрать любимую игрушку.
– Да стыдно мне бежать домой в девять часов, когда другие пацаны гуляют. Сказать, что мама не разрешает гулять дольше? Засмеют. Я успеваю сделать все, что должен, до того, как ухожу, мам, – аргументировал Толя.
Его доводы ему казались вескими, что еще нужно от него? Маме было неспокойно, еще и Кира как-то ляпнула просто так, не подумав, что от брата все время пахнет табаком. Она не была доносчицей, терпеть этого не могла, как-то нечаянно вырвалось, может быть, интуитивно чувствовала, что надо помочь брату, из намерений защитить от чего-то плохого и сказать маме. Кто еще может помочь, как не она?
Ангелина доверяла своим детям и очень на них надеялась, но также она понимала, в каком гнилом окружении им приходилось жить, она все время тревожилась за них.
Беспокойства оказались не напрасными, Толя влип в историю. Подозрительно тихо он вел себя дня за два до того, как в одно домашнее, вкусно пахнущее блинами воскресное утро в их дом пришел милиционер. Мама похолодела от одного вида милицейской фуражки, плывущей мимо окон двора к входной двери, сердце екнуло и упало прямо в пятки. Дурные предчувствия успели заполонить душу, раздался стук в дверь.
– Что случилось? Толя? Что натворил? – спросила мама.
Толя и сам был напуган, ответить ничего не успел, дверь распахнулась.
Мама указала участковому на стул возле стола. Он открыл свою пухлую синюю папку, уставился немигающим взглядом на мальчишку, выдержал паузу, затем спросил:
– Ну что, сам рассказывать будешь или мне начать?
Мама, как будто ее молодые, крепкие мышцы одрябли в секунду, как ватная кукла, клонясь из стороны в сторону, опустилась на стул напротив и тоже смотрела выжидающе на сына – подростка четырнадцати лет, уже не ребенка, но, несмотря на пробивающуюся над верхней губой поросль, на уже оформляющийся кадык, совсем еще не взрослого старшего сына, хорошего парня, помощника. Он молчал.
– Поступило заявление о краже от гражданки Крапивиной, проживающей по улице Баумана. Украли сто рублей, два серебряных подстаканника, фонарик и бутылку водки.
Чтобы
