Так?
Молча кивнул. Что тут отрицать – так и было.
– Завтра же она вернется домой. А тронешь ее хоть пальцем – скормлю этот палец свиньям. И отрублю еще пару в придачу.
Чудище присело на корточки. Франц Грю уставился на собственные колени – кто его знает, может, и правду болтают: глянешь в лицо – тут тебе и конец пришел.
Чувствительный удар кулаком по голени заставил его поднять голову.
– Я бы тебя обезвредил раз и навсегда. Ноги-руки переломал. Не делаю этого только по одной причине: девчонку будешь кормить и одевать, как собственную дочь. И денежку к празднику на сладости. Благодари Бога, что отделался легким испугом. Только ради нее. И имей в виду: она знает, где меня искать. Понял?
– Но я…
– Найдешь работу. Пусть такую, которую ты считаешь ниже… своего достоинства, – произнесло чудище с изрядной долей яда. – Таскай кровельное железо на весы. Чисти хлева. Настоящий мужик всегда найдет работу. Заслужишь хоть каплю уважения.
Последние пары хмеля выветрились. Франц Грю вспоминал: где же он слышал этот голос? Где видел эти невероятные плечи? Как все это свести вместе?
Чудище встало и двинулось к дороге к Полхемскому шлюзу.
Грю затаил дыхание. Изуродованное лицо внезапно обрело имя.
– Кардель! Микель Кардель! Ты же служил на «Ингеборге»! А я на «Александре». Забыл, что ли? Стединг начал, а «Принц Нассау» шарахнул всем бортом. Я же видел, как «Ингеборг» тонул!
Что-то еще… Грю напрягся. Из тумана памяти выплыл осенний пожар.
– Ты же был там, когда Хорнсбергет сгорел. Ты и поджег, так все говорят. Детоубийца!
Давно он не мыслил так ясно, подхлестываемый ненавистью и болью.
– Ты и сюда пришел грехи замаливать, скотина. Тебе наплевать на Лотту!
Он встал во весь рост и, спотыкаясь, пошел вслед.
– Ты ничем не лучше меня! Получит она свой ломоть хлеба, получит. А детишкам-то тем и хлеб никакой не нужен. Думаешь, ты лучше меня, Кардель? Ты хуже! В сто раз хуже! У меня на руках крови нет!
Последние слова испугали его самого. Он, как мог, добежал до дома, поднял сорванную дверь, приложил к проему и подпер спиной.
Так Грю стоял довольно долго, трясясь от страха и облегчения. Страх пройдет, забудется, а триумф останется.
За углом дома Кардель остановился отдышаться. Здесь, конечно, его не видно, но надо было отойти подальше, чтобы и слышно не было. Каждое слово – как удар кнута. Долго стоял, пытался утешиться: по крайней мере, хоть чем-то помог девчушке Лотте Эрике. Не та, кого он ищет, но все-таки. Не в первый раз в своих поисках натыкается он на совсем юных девушек на краю гибели и старается помочь, чем может. А они в благодарность помогают ему. Выброшенных на улицу девчушек много, их никто не боится. Им благодаря их безобидности открыт доступ туда, где ему без колебаний указывают на дверь.
2
Кардель проморгался, потряс плечами, чтобы
