с отцом мальчика, будто что-то скрывая.
После тяжелых вздохов родителей она уточнила:
– Я назначу ему лечение у нас, в «Зигмунде». Несколько раз в неделю ему хватит. Уверяю, мальчик поправится.
Эти слова привязали родителей к стулу уверенности, заставив подписать все бумаги.
– Да поможет ему Господь Бог!
Сыну они сказали всё как есть, кроме упоминания шизофрении, хотя тот бы лишь посмеялся от заковыристости этого слова.
Глава 3. Видение
*Jefferson Airplane – She Has Funny Cars*
– Ты знаешь Уильяма Батса Йейтса? Знакома с «Видением»?
– Частично, читала у Саги некоторые его работы, но о «Видении» ничего прежде не слышала.
– Он говорит, что жизнь – это некая окружность, которая предстает нам колесом, на котором мы бесконечно вертимся. Этому кругу нет конца, пока кто-нибудь его не разорвет. Вот я тебе сейчас это поведал, разрушив прежний ход событий, отчего мир стал…
– Шире.
– Превосходно, Франциска!
Четырнадцать и шестнадцать лет, уверяю, есть притча про сочетание этих цифр. Если нет, то ее можно сотворить.
Путь от школы на автобусе № 343, весна 1970 года, лучи солнца просачиваются под кожу, растапливая накопившийся за зиму холод. Пучок огненных языков располагался на скромном обитель Франциски. Глаза закрывают очки с тонкой золотистой оправой и диоптрией -2,5, на хрупкие конопатые плечи кое-как надета полосатая рубашка на несколько размеров больше нужного. Старые джинсы так красиво сидят на аккуратных ногах. Офелия конца 60-х. Бок о бок с ней сидит мрачно одетый месье, чьи детские щеки беспощадно превратились в острые скулы, а зрачки стали колодцем с ледяной, бодрящей водой. На его бледные костлявые плечи нацеплен потрепанный мешковатый пиджак, что под стать свисающей копне волос, кудри которой сумасшедше торчат во все стороны. Когда Франциска смотрела на него издалека без очков, он казался ей просто черным пятном.
Бонни и Клайд – так их называли в школе не только учащиеся, но и учителя, которым приходилось вступать с ними в различные научные споры, особенно доставалось учительнице литературы, которой оставалось смириться с их отказом изучать эпоху реалистов. Невозможно было и представить, что было бы, будь они в одном классе – это же бомба замедленного действия, которая держит всех в страхе до момента своего внезапного взрыва. Но на счастье школы, этого не было, хоть 8 «A» и 10 «C» терпели все их выходки по отдельности. Сабина была вечным посетителем учителей алгебры и физики, которые молили провести с ее дочерью профилактические беседы по поводу их предметов, чего никогда не случалось. Франциска утопала в творчестве Кафки, Сартра и Шекспира, зачем ей было знать точные науки, что не уточняют в этой жизни абсолютно ничего? С этим была полностью согласна Сага, которая всегда поощряла такое бунтарство своей «второй дочери». А Александр просто разделял с ней это, и тут даже нельзя было сказать, кто решил придерживаться таких концепций, скорее всего, общая нить Ариадны, что связывала их очи, руки и уста.
