становился жар, тем быстрее мы угасали…
– Кто здесь? – завопили издалека.
Когти вырвались из нашего тела, и давящая тень метнулась в сторону…
– Пан Вильк! Пан Вильк?!
Я оторвался от стола, с ужасом схватившись за грудь. Боль ещё металась внутри, не веря, что всё случившееся произошло не со мной. Она упорно твердила, что меня убили: жестоко, страшно, мучительно, но я упрямо качал головой. Нет! Тот щеголь лежит в холодной, накрытый холщовым мешком, а я Бальтазар Вильк, маг-припой Ночной стражи. Ненавижу работать с кровью! Слишком сильная связь и глубокое погружение. Лишь Пресветлым известно, как до сих пор не свихнулся. Мой дар, моё проклятье, мой недуг только что забросил меня в болезненную пучину чужой памяти, но позволил выбраться и узнать очень важную деталь.
– Она не насытилась, – прохрипел я, всё еще глотая воздух, – поэтому выйдет на охоту не через два-три дня как раньше, а быстрее. Тварь конечно умна, но голод сильнее. У кого сегодня сборище?
Я задыхался, продолжая массировать грудь, боялся, что, если отпущу, под рубахой тут же появятся страшные раны.
– Сейчас осень, балы, почитай, каждый день проходят, – сообщил Казик.
– А чего она, только благородных, что ли, жрет? – спросил Марек, почёсывая рыжую голову. – Может, вчера в Портовом квартале кого пошамала да залегла?
Я облизал губы.
– Она не обычный упырь. Пьянью подзаборной, да голью перекатной словно брезгует…
– Гурманша что ли?
Я отмахнулся. Её наклонности меня беспокоили меньше всего. Она играла с нами, оставляя на улицах растерзанные тела, работала под обычную тупую нежить. Но жертвы, жертвы говорили сами за себя. Эта когтистая дрянь отлично знала, кого она убивает, словно кто-то указывал ей. Сейчас главное остановить тварь, а кукловодом, если он действительно есть, можно заняться позже. Ведь может статься, что тварь и хозяин – одно целое.
– Срочно список всех балов и увеселений на ближайшие десять дней, – жестко бросил я. – Казик, займись.
Одышка уже прошла, но её место заняла дикая жажда. Рот пересох. Еще немного, и потрескаются губы.
– Пан Вильк, сегодня у Ночвицких званный вечер.
Я повернулся к нему, уставившись в глаза.
– Так чего мы тут сидим?
До дома долетела, как снаряд, выпущенный из пращи, так и не попрощавшись толком с Румпелем, который высунулся из-под моста с воплем:
– А глинтвейн?!
Но я уже неслась по улице прочь, скороговоркой бормоча на ходу: «Холодно-холодно-холодно-о-о-о!!!».
Ветер к вечеру заметно усилился и стал жутко холодным, а в соприкосновении с промокшей юбкой так и вовсе давал неземной эффект ускорения. Темный осенний вечер набросил
