кажется пустынным и печальным,И оскорбительным, и будто здесь,
Над улицей и домом этим, вьется
Вся жизнь моя, упущенная мной,
Все радости утраченные, слезы,
Пролитые в тиши моей душой,
Бесцельность всех исканий и надежд.
Стоя у окна.
Они теперь зажгли огни, весь мир
В домах их тесных заключен для них,
Со всем богатством скорби и восторгов,
Со всем, что держит душу в заключенье.
Они сердечно близки меж собой,
Печалятся в разлуке с дальним другом,
И если горести постигнут их,
Они сумеют и утешить, я же
Не в силах утешать людей.
В простых словах они передают
Все нужное для смеха и для слез,
Не надо им кровавыми ногтями
Рвать гвозди из дверей запечатленных…
Что знаю я о жизни? Только с виду
Среди нее стоял я, никогда
Я с нею не сливался. Там, где люди
Берут или дают, я оставался
Немым в душе, в бездействии, поодаль.
С любимых уст не пил я никогда
Напитка истинного жизни, скорбь
Могучая меня не потрясала,
С рыданьем одиноким никогда
Я не бродил по улицам пустынным!
Когда я ощущал в себе волненье —
Нет, только тень естественного чувства,
Природы щедрой дар, – стремился я
Умом чрезмерно зорким все назвать,
Все взвесить и сравнить, а между тем
Доверие и счастье исчезали.
А горе… разъедала мысль моя
Его, как щелоком, оно бледнело,
На пряди и на нити распадалось!
К груди моей хотел прижать я скорбь,
Упиться ею, в ней найти блаженство.
Едва она крылом меня касалась,
Ослабевал я, и печаль сменяли
Досада и неловкость.
(Пугаясь.)
Уж темнеет.
Опять томлюсь я думами… Да! время
Детей имеет разных… Я устал.
Слуга вносит лампу, уходит.
Теперь при блеске лампы вижу снова
Весь мертвый хлам, здесь собранный годами,
Хотел проникнуть тайно я чрез вещи
В ту жизнь, куда не знал прямых путей
И о которой молча тосковал.
Перед Распятием из слоновой кости.
К Твоим ногам, Распятый на кресте,
К священным язвам люди припадали,
Моля, чтоб в душу пламя снизошло,
Волнуя сладостно, когда же холод
Охватывал их сердца пустоту,
Томил их стыд, раскаянье и страх.
Перед старинной картиною.
Джоконда! Блеском одухотворенным
На темном фоне дивно ты сияешь
Суровыми и нежными устами
И взором, отягченным странной грезой.
Загадку ты раскрыла мне настолько,
Насколько сам я мысль в тебя вложил.
Подходит к сундуку.
Вы, кубки, – сколько уст в блаженной жажде
К прохладному металлу припадали!..
Вы, лютни старые, в чьих нежных звуках
Таится
