облачков, и тучкамСеребряным и розовым заката
Внушил воздушность: все он оживил,
Все одарил душою и значеньем!
Из бледных, скудных, обнаженных скал,
Из волн зеленых пенного прибоя,
Из грезы неподвижной черных рощ,
Из скорби молнией сраженных буков
Он создал человечески-живое
И научил нас видеть духа ночи.
Парис. Из полусна он пробудил нам душу,
Ее обогатил и озарил,
Нас научил он наслаждаться днем
Как зрелищем текучим и блестящим,
Он научил взирать на нашу жизнь,
В ней видеть красоту ее и радость.
И женщины, и волны, и цветы,
И шелк и золото, игра камней,
Высокий мост, и светлый луг весны,
И нимфы у хрустальных родников,
И все, о чем мы тихо любим грезить,
И все, что нас чудесно окружает
В действительности яркой и роскошной,
Через него прониклось красотою,
Пройдя чрез душу вещую его.
Антонио. Как в хороводе стройность красоты,
Как факелов мерцанье в маскараде,
Как музыки певучей колыханье
Для спящей сном недвижимым души,
Как зеркало для женщины прекрасной,
Тепло и свет для луговых цветов —
Отражена волшебно красота
Во взоре человеческом впервые…
В нем зеркало свое нашла природа.
«О, разбуди наш дух! сплети из нас
Вакхическое шествие, художник!»
Так все живущее к нему взывало
И жаждало безмолвно его взора.
В то время, как Антонио говорит, в дверях тихо появляются три девицы и останавливаются, слушая его. Тицианелло, который стоит немного поодаль, рассеянный и безучастный, замечает их. Лавиния в богатой одежде венецианской патрицианки, ее белокурые волосы покрыты золотою сеткой. Кассандра и Лиза, девушки 19 и 17 лет, в простых платьях из белой мягкой волнующейся ткани, их обнаженные руки обвиты вверху золотыми запястьями в виде змей, сандалии их и пояса из золотой ткани. У Кассандры пепельные волосы, у Лизы желтая роза в черных волосах. В ней есть что-то, напоминающее отрока, как в Джанино – что-то девическое. За ними выходит из двери паж с кубком и чеканным серебряным кувшином для вина.
Антонио. И если мы душою постигнем,
Как смутно грезят дальние деревья…
Парис. И если нам раскрыта красота
В безмолвном беге белых парусов
Над гладью синей бухты…
Тицианелло (обращаясь к девицам, которых он приветствует легким склонением головы. Все оборачиваются). Если мы
Как счастье и как музыку вкушаем
Волос волнистых блеск и аромат,
И девственного стана белизну,
И гибкость этой ленты золотой —
Он научил нас видеть и ценить…
(С горечью.) Когда поймут нас те, внизу!
Дезидерио (к девицам). Скажите:
Кто с ним? Войти нельзя ли нам туда?
Лавиния. Останьтесь здесь. Он хочет быть один.
Тицианелло.
