песнь Сафо. «Искусство живет мифом».
Отчужденность от жизни особенно ярко выступает в поэзии Стефана Георге. Гофмансталь, дитя тепличной обстановки, при всей своей аристократической замкнутости гораздо отзывчивее и задушевнее. До боли страдая от прикосновения пошлости и грубости, он все же тянется к живой жизни, как цветок к солнцу и как ребенок к огню.
Гофмансталь не всегда замыкается в неприступном чертоге искусства, его влечет иногда на свежий воздух простых и мирных полей. Он чувствует, что в этих полях не все пошло и низменно, что там веяние светлой жизни и корни всех растений, что там солнце греет теплее и радостнее, нежели через стрельчатые окна с узорчатыми, цветистыми стеклами.
Уже в одной из ранних своих драм Гофмансталь изображает безумную ошибку человека, который сгубил себя в поисках новой, особенной, утонченной жизни. Он создал из своего существования как бы искусственную теплицу, он жил среди картин, резных распятий, драгоценностей. В своем ослеплении он мечтал погрузиться в самые недра жизни, он думал, что проникнет в ее сердце, если прочувствует творческую мысль, создавшую его сокровища. Но смерть приходит.
…Для меня
И жизнь, и мир, и сердце непонятны!
В искусственном, загадочном теряясь,
Я видел солнце мертвыми глазами,
Я слышал только мертвыми ушами,
Проклятье постоянное влачил…
В небольшом стихотворении тревожная и возмущенная душа говорит поэту: «Я должна буду умереть, если ты не хочешь знать всего того, чем живет жизнь».
В критическом очерке об Аннунцио Гофмансталь проводит резкую грань между писателем-художником и писателем-поэтом.
Писатель-художник стоит вне жизни, он только наблюдает, но не участвует в ней. «Каждый поэт неустанно изображает главное содержание своей жизни, у Аннунцио главное в жизни то, что он ее наблюдает извне. Это придает его произведениям нечто похожее на пристальный, вещий взор Медузы, на оцепенение смерти».
Поэтом становится писатель только тогда, когда он «состраданием узнает», когда он «отдает должное тем силам, которые властвуют над жизнью», когда он становится самым чутким, самым отзывчивым из людей.
В одном из последних стихотворений Гофмансталя, среди нежного весеннего пейзажа шествует юноша. Он спускается подобно Заратустре с горных высот в долину. Его душу теснит богатство взлелеянных им дум и чувств, он ищет тех, кто алчет духовного хлеба. Смиренно идет он навстречу неизвестному. Он забывает о своих сокровищах, он склонен даже ценить их ниже их действительной ценности. «Он вдыхал запах цветов, и ему казалось, что они говорили ему о неведомой красоте, он тихо наслаждался их ароматом и не жалел ни о чем, его радовала только мысль, что он может служить…»
Гофмансталь не был бы членом кружка Стефана Георге, если бы он не исповедовал одинаковое благоговение перед красотою формы.
Мы
