высоченных мясистых растений в напольных горшках, как вдруг…
– Анатолий Васильевич! Вы почему опоздали на урок?
В дверях стоит и смотрит на меня хищным взглядом Валентина Петровна. Дети окрестили ее Птеродактилем. Тетка неопределенного возраста, с невероятным водоизмещением, пучком на затылке и залысинами над лбом. Когда она чем-то недовольна (а по-другому бывает, наверное, только по большим праздникам), один ее глаз лезет из орбиты и трансформируется в оптический прицел.
Мы с ней друг друга на дух не переносим. Она комсомолка. Не бывшая – пожизненная. Превыше всего ставит субординацию. Сама перед начальством на задних лапках танцует, а подчиненных нещадно угнетает. Меня от таких особей с души воротит. К начальству отношусь без благоговейного трепета. Могу и на место поставить.
– Затор на проспекте, – ответил я, делая вид, будто продолжаю внимательно изучать листки с заменами.
– Уже не в первый раз такое, Анатолий Васильевич! – возмущенно.
Я медленно поворачиваю голову в ее сторону. Окидываю исполненным презрения взглядом, будто здесь не я подчиненный, а она.
– Из-за моего опоздания началась война? – вопрошаю вызывающе.
Она не находит слов, пыхтит, из ушей пар валит. Много лет, можно сказать, воюем душа в душу, а никак не привыкнет, что я умею дать сдачи.
– Нет, война не началась. Но вы обязаны приходить на урок вовремя.
– Женщина, – повышаю я голос. – Валентина… как вас там… – пускаю в ход свой излюбленный приемчик. – Научитесь наконец уважению к старшим. Я не в том возрасте, чтобы у меня не было веской причины задержаться.
– Как же вы любите хамить, Анатолий Васильевич.
– Смотря кому, – парирую.
– Еще раз повторяю: не надо со мной так разговаривать!
– Еще раз повторяю, – отбиваюсь я, – не надо со МНОЙ так разговаривать! Когда проработаете пятьдесят с гаком лет в самой ГУЩЕ, – я потрясаю указательным пальцем, – народного просвещения, тогда и побеседуем.
Демонстративно отвернувшись, я поправляю очки. Она еще какое-то время стоит, вперив в меня свой взгляд-прицел.
– Со следующего месяца пойдете на пенсию. – Это обещание я слышу добрых десять лет кряду.
– Только после вас.
– Посмотрим! – И она вылетает из учительской.
– Нет, это я посмотрю, как вас будут выносить вперед ногами! – каркаю вслед. – Или в наручниках уводить!
– Дожил до седин, а такое хамье, – удаляющийся голос из коридора.
На время перепалки немногочисленные оставшиеся в учительской коллеги притихли. Слушали, наблюдали.
– Как же она достала, сил моих нету, – тихо произнес кто-то.
– Не то слово, –
