дважды, он глубоко вдохнул, подхватил упряжь и направился к лестнице.
Чем выше он взбирался, тем сильнее наплывало сознание нереальности происходящего. Точно он знал, что кто-то притаился у самого края сеновала и ждет, чтобы наброситься на него. В голове возник образ огромной руки, хватающей его за макушку, отрывающей от ступенек и словно щенка швыряющей вниз. Еще шаг – и ему показалось, что сверху донесся скрип. Так скрипят ржавые петли. И запахло падалью. Может, там дохлые крысы?
Снова скрип.
Он замер.
Сейчас все звуки стихли. Но запах усилился. Почти невыносимый.
Еще одна ступенька – и он заглянул на сеновал.
Там лежал старый ящик для плуга. Весь в земле, будто выкопанный из могилы. И на мгновение ему показалось, что крышка слегка шевельнулась – как если бы кто-то спрятался внутри и быстро ее закрыл.
Он понял, что не может глотнуть. Этого ящика он не помнил.
Оставалось подняться на несколько ступеней и выбраться на сеновал. Потом пройти наискосок через кучи сена и закинуть упряжь на крюк в стене. Всего-то.
Только он не мог.
Даже если папаша отхлещет его вожжами – он не мог. Просто не мог двинуть ногой. Его сковал холод, как в середине зимы. А главное, он был напуган, как бывает, когда знаешь, что рядом свернулась готовая ужалить змея, но не можешь ее разглядеть.
Дэвид скинул с плеча упряжь, с размаху швырнул как можно дальше и стал спускаться. На полпути он вновь услышал скрип и остановился.
Взглянув наверх, вроде бы различил сквозь щели между досками неясные очертания лица и горящие глаза.
Он кубарем скатился вниз, вылетел из конюшни и захлопнул двери. Просунул в дужки замок и, опершись на широко расставленные руки, отдышался.
Приложив ухо к дверям, он долго слушал. Кроме знакомых звуков от лошадей – ничего.
Он вспомнил глаза. Какая глупость! Наверняка крыса. Значит, отмыкаем замок, идем назад и вешаем упряжь, как надо. Именно так – чтобы избавить себя от папашиной порки.
Но день быстро угасал, и в конюшне уже совсем темно. Даже просто заставить себя войти было выше его сил.
Он поспешно зашагал к дому.
Тьма не до конца размотала свой полог, но пальцы теней уже стискивали город, медленно сжимаясь в кулаки.
И ночные странники подобрались вплотную.
На конюшне лошади дрожали, ворочая выпученными глазами от сеновала к лестнице, пока фигура – с очертаниями, изменчивыми как вода, – спускалась вниз.
Поглядев на темноту за окном, шериф запер двери конторы. Он надел новую шляпу и сел за стол, спиной к зарешеченному окну, достал виски и стакан, налил изрядную порцию.
Сегодня ночной обход отменен. Без вариантов. Вероятно, и все последующие. Он думал уехать. Например, в Западный Техас или в Оклахому. Главное – убраться из Мад-Крика, и побыстрее. Он налил новую порцию. Следом еще одну.
Проклятье. Он даже
