эээ… Лидия… Ивановна…
– Виталий Сергеевич, зовите меня Лидия, если удобно, Лида. Я понимаю ваше замешательство, Катя похожа на своего отца.
– А вы зовите меня Виталий, – рассмеялся и он.
– Договорились. Познакомьтесь, Виталий, мой сын Максим, брат Кати.
Виталий с тем же большим чувством, что выражал в отношении Серёжи, стал трясти руку Макса.
Хозяйка встречала внутри дома, в холле. Дама слегка увядшая и полноватая, с замысловатой причёской и пухлыми, любовно ухоженными руками. Голубые глаза девочки, пребывающей в мире грёз, бутонистый розовый ротик и полное отсутствие подбородка – всё в её внешности взывало к покровительству и защите от превратностей жизни.
– Познакомьтесь, это моя супруга, мать Эдварда, Алевтина Марковна, – представил Виталий.
– Аля, – тоненьким голоском едва слышно пискнула Алевтина Марковна.
На фоне жены Виталий Сергеевич выглядел чрезмерно живым и энергичным.
Хозяева пригласили пройтись по дому. Виталий откровенно гордился собой, рассказывая, как шестнадцатилетним мальчиком приехал в Москву из сибирского посёлка, как учился и работал, ночью мыл посуду в ресторане, грузил мусор, утрами подметал дворы, чтобы «выбиться в люди». Как, экономя каждую копейку, заработал первоначальный капитал, а потом открыл бизнес. Опять много работал, чтобы заработать и на этот дом, и на машину, и на то, чтобы в доме было всё необходимое, чтобы жена ни в чём не нуждалась, и даже обязательные счета на старость он и ей, и себе завёл. Особенно он гордился тем, какое хорошее образование дал сыну.
– Эдвард у нас умница, – хвалил он сына, – и в школе хорошо учился, и в университете. Потом в Англии образование пополнял. Дорого, конечно, но в такого сына не жаль вкладывать! Вошёл в дело и вернул затраченное сторицей!
Хозяйка как-то незаметно исчезла, а мы обошли весь дом и дошли до цокольного этажа. Виталий распахнул двустворчатые двери в большое, красиво оформленное помещение, разделённое четырьмя колоннами на две части. По одну сторону от колонн располагался домашний кинотеатр, а на другой разместился, как назвал его Виталий, мужской салон – в центре большой бильярдный стол, вдоль стен диваны в кожаной обивке, винные шкафы, стеллаж с более крепкими напитками, тут же витрина с посудой и тумба с кофе-машиной.
Пока мужчины обсуждали винную карту хозяина, я прошла на другую половину помещения и подошла к одиноко висевшей картине, плохо освещённой, явно повешенной здесь только для того, чтобы занять пустое пространство стены. Картина влекла издалека. Мне понравился основной посыл полотна – в самом глухом, отрицающем жизнь, отчаянии всегда есть лучик надежды. Изломанный скорбью рот и тусклый взгляд изображённой на картине женщины щемили сердце. Общий фон угнетал безысходностью. Хотелось вздохнуть, но воздуха не было. И только мелкие детали – из ниоткуда взявшийся, крохотный лучик, притаившийся в открытой
