кошке смертельный удар, но моя трость разлетелась в щепки, сломавшись о перила, а тварь прошмыгнула в комнату мистера Уайльда.
Проходя мимо двери Хауберка, я увидел, что он все еще занят доспехом, но решил не останавливаться и, оказавшись на Бликер-стрит, прошел по ней до Вустер-стрит, обогнул Дворец Смерти, пересек парк Вашингтона и отправился прямиком в свою квартиру на Бенедик. Там я спокойно позавтракал, прочел «Геральд» и «Метеор» и, наконец, добравшись до стального сейфа в спальне, установил нужное время. Эти четыре без четверти минуты – именно столько надо было ждать, чтобы замок открылся, – казались мне лучшими в жизни. С запуска часового механизма и до секунды, когда я брался за ручки, распахивая тяжелые стальные дверцы, я жил предвкушением. Так, должно быть, пролетают мгновенья в раю. Я знаю, что именно найду по окончании срока. Знаю, что за вещь хранит массивный сейф, хранит для меня одного, и утонченное удовольствие от ожидания едва ли возрастает, когда он открывается и я поднимаю с бархатного возвышения корону из чистого золота, сверкающую бриллиантами. Я делаю так каждый день, и все же радость от предвкушения и прикосновения к ней только усиливается. Ее красота достойна короля королей, императора императоров. Пусть этот головной убор и вызывает презрение у Короля в Желтом: он украсит чело его преданного слуги!
Я держал корону в руках, пока не прозвенел сигнал сейфа, а затем осторожно, с гордостью возвратил ее на место и закрыл стальные дверцы. Медленно вернулся в кабинет с видом на Вашингтон-парк и облокотился на подоконник. Вечерний свет сочился сквозь стекла, а ветерок играл ветвями парковых вязов и кленов, одевшихся почками и нежной листвой. Стайка голубей кружила над башней Мемориальной церкви, время от времени садясь на пурпурную черепицу крыши или опускаясь к фонтану с лотосами напротив мраморной арки. Садовники разбивали вокруг него клумбы, и свежевскопанная земля пахла сладко и остро. Газонокосилка, которую тянула толстая белая лошадь, стрекотала по зелени парка. Цистерна для поливки улиц осыпала асфальт тучей брызг. Вокруг статуи Питера Стейвесанта, которой в 1897 году заменили урода, предположительно изображавшего Гарибальди, в лучах весеннего солнца играли дети, а молодые няньки катили усовершенствованные коляски, совсем забыв о пухленьких пассажирах, видимо, по вине нескольких красавцев-драгун, томно развалившихся на скамейках. Сквозь листву серебром поблескивала вашингтонская Мемориальная арка, а вдали, на восточном краю площади, возвышались серые каменные казармы драгун и белые гранитные конюшни артиллерии, полные света и движения.
Я посмотрел в другую сторону – туда, где стоял Дворец Смерти. Кучка зевак еще медлила у позолоченной ограды, но на дорожках никого не было. Я глядел, как искрится и переливается в фонтанах вода. Воробьи уже обнаружили новый уголок для купания – маленькие пыльные комочки перьев облепили каменные чаши. Два или три белых павлина ходили по лужайкам, а серый голубь так неподвижно сидел на руке одной из мойр, что казался частью скульптурной группы.
Умиротворенный
