милостивый! Надо хотя бы нам сказать просту – неправда! Отец бредит!
– Мы не можем туда врываться… Это же последнее причастие! Поговорим с простом, когда выйдет.
Ингильберт вернулся к окошку, но вскоре опять всплеснул руками и подбежал к сестре:
– Теперь он утверждает, что не успели они взять перстень, сгорела Мелломстуга. В ту же ночь. Говорит, генерал поджег.
– Прав ты… похоже на бред. Нам он тоже жаловался, что Большой Бенгт поджег хутор, а при чем здесь…
Ингильберт даже не дослушал. Вернулся к окошку и стоял там довольно долго. А когда подошел к сестре, лицо его было пепельно-серым.
– Он говорит – генерал. Все несчастья из-за генерала. Генерал хочет, чтобы ему вернули перстень. Мать от испуга решила бежать к ротмистру отдавать кольцо, но он не позволил. Нас, сказал он матери, обоих повесят, если мы признаемся, что ограбили покойника. И она не выдержала. Пошла и утопилась.
Теперь и сестра побледнела:
– Но отец же всегда говорил, что…
– Еще бы не говорил… а сейчас признался. Сказал, не решался ни с кем обсуждать свои несчастья. А нам, детям, придумал Большого Бенгта. Мы же не знали, что в народе так называли генерала. Большой Бенгт.
Из Мерты Бордсдоттер словно воздух выпустили.
– Значит, правда… – пролепетала она так, будто это был последний выдох умирающего.
Она огляделась. Лачуга стояла на берегу пруда, а вокруг возвышались поросшие лесом цепи холмов. Человеческого жилья, насколько глаз хватает, не видно. Не к кому побежать, не у кого искать утешения. Никогда раньше девочка не чувствовала себя такой безнадежно одинокой.
Посмотрела на опушку и сильно вздрогнула: показалось, в тени дерева стоит покойный генерал и только и ждет, чтобы наслать на них очередную беду.
Девочка не понимала, да по малости разума и не могла понять, что родители опозорили их семью. Она вообще не знала, что такое стыд, хотя бы потому, что стыдиться ей было нечего. Зато очень хорошо представила грозящую опасность: гость из потустороннего мира, беспощадный и всесильный, будет преследовать их везде и всегда. Отец умрет, и Большой Бенгт возьмется за детей. В любой момент можно с ним встретиться, не угадаешь… У нее даже зубы застучали от страха.
А отец-то отец… он жил с этим страхом семь лет! Ей теперь четырнадцать, а когда сгорел хутор, было семь. Она помнит пожар. А он-то, отец, – он ведь с самого начала знал: за ним охотится мертвец. И теперь помирает. Может, для него это и вправду лучше.
Опять подошел Ингильберт.
Она сделала последнюю попытку унять страх.
– Ты же все равно не веришь? – спросила Мерта и тут же заметила, что у брата дрожат руки, а глаза такие, будто он и в самом деле увидел привидение.
– Чему я должен верить или не верить? Отец говорит, несколько раз собирался в Норвегию, хотел там продать кольцо, но ничего из этого не вышло. Один раз заболел, в другой – лошадь сломала ногу. Как раз в тот день, когда он решил ехать.
– А прост что?
– А
