что ли? – напрягается мужичок. – Торговал?
– Нет. Только хранил.
– Пиздишь?
– Нисколько. Зачем мне это?
Он усмехается, положив руки на крохотный столик железный, стоящий между кроватями. На пальцах у него, при сжатом в кулак запястье, видны набитые буквы (по одной на пальце) – «Л Х В С».
– Затем, что барыг на тюряге морщат. Они бабки платят, сигареты завозят. Сечешь?
– Секу. Но я только хранил. Продавать я не продавал.
Мужичок улыбается еще более зазаботно.
– Ну это уже смотрюган с тобой разберется, – говорит он. – Здесь ты не задержишься.
Я киваю ему одобрительно, а у самого уже ноги подкашиваются. Морщат, значит. Придется тебе нелегко, Дмитрий Алексеевич. Мало того, что на срок заехал, так еще в сословие низшее. Крепись.
– Ты первоход, что ли? – звучит очередной вопрос из потресканных губ.
– Наверное, – отвечаю я. – Первоход – это…
– Ну, в первый раз ты заехал? Раньше же не сидел?
– Нет.
– Значит, первоход, – подвел итог мужичок, обрастая довольным видом. – А вот я второход. Две ходки у меня до этого было. По одной три топнул, по второй пятак строгача. За покушение на убийство. Не добил одну суку. Потом весь срок жалел, блять.
– Девушку что ли? – любопытствую я, усаживаясь напротив.
Мужичок вспылил.
– Да какую, блять, девушку! Суку я не дорезал! Сдал подельник меня, вот я его на пику и посадил.
– Пику?
– Пика – это нож, заточка, понимаешь?!
– Понимаю.
– Ну и не съебывай мне башку! Сроку у тебя будет, че у дурака фантиков. Успеешь изучить цинки.
Я снова киваю. Дальнейший наш диалог превратился в травлю ядреных баек. Мужичок рассказывал с желанием несомненным про свою первую делюгу (совокупность предпринятых действий, за которые в итоге его посадили), как они с подельником нагибали одну лесопилку под Барнаулом, затем перешли на более лакомые кусочки, где по итогу и были взяты с поличным. Потом что-то про общий режим и какую-то лохмачевку. Но я это смутно помню. Да и вам, пока что, знать все это вовсе не обязательно. И мне бы не знать. Но я уже, к превеликому сожалению, знаю.
– Жрать будете? – слышится гадкий крик со стороны выхода.
Я поворачиваю влево свою башку и вижу в центре двери окошко, откуда торчит голова мужика с большими, свисающими щеками. Мой сокамерник одноглазый бегло хватает со столика металлическую тарелку и отдает ее мужику. Тот забирает ее и, спустя секунды, возвращает обратно с какой-то кашей; серого, неприятного цвета.
– Яченька, – с довольным видом забирает тарелку сокамерник и ставит ее на стол.
Я сижу, смотрю на него и думаю, как это кушать.
– Тебе особое приглашение надо?! – орет из окошка щекастый.
Я отвечаю, в надежде, что меня не покормят:
– У
