Тот перевернулся на другой бок, причмокнул дважды губами и сладенько засопел. Я выдохнул с облегчением.
– Ссышь? – усмехнулся опять одноглазый.
Я промолчал.
– Ну ссы, ссы, – продолжил он издеваться. – Статейка у тебя нездравая. Почетом уж точно пользоваться не будет. Так что крепись, парень.
Из-за спины раздался звонкий удар по металлу. Я повернулся. Это ударили по двери.
– Парейко? – прозвучала моя фамилия громогласно, с вопросительной интонацией.
Я подошел к двери.
– Парейко? – спросили повторно и я увидел в большом глазке человеческий глаз, отчего испугался немного, но тут же ответил:
– Я здесь. Что случилось?
– Собирайся. У тебя суд.
Я забегал глазами по камере. Одноглазый смотрел вопросительно.
– Хули ты заметался, че жид в НКВД. Чай дохлебывай и уебывай, – добавлял он с негодованием. – Посуду помыть не забудь.
Однако я не успел. Дверь открылась практически сразу после его бурной речи. Мужчина в форме попросил настоятельно пройти меня в сторону выхода. Я качнулся в сторону одноглазого неуверенно, но потом отступил обратно.
– Ты охуел, что ли?! – кричал одноглазый. – Посуду я за тебя мыть буду?!
Но я уже вышел из камеры. Дверь захлопнулась с ярым грохотом, и я больше его не слышал.
Дальше все было так: нас построили вдоль стены – меня, двух парней из соседних камер и девушку. Очевидно, они, как и я, спешили на судебное заседание. Нашу маленькую колонну двое ребят по форме быстро провели к выходу и загрузили в просторный автомобиль, с виду напоминающий грузовик. Кажется, он называется «АвтоЗак». Там уже находились люди в гражданской форме (другие задержанные), которые смотрели на нас глазами унылыми, никому не нужных и брошенных беспризорников.
– Сюда давай, – толкает меня в спину один в погонах, чтобы я лез в металлическую кабинку, видимо, специально предусмотренную для заключенных. – Ну, быстрее, блять, мы не в музее!
Я послушно забрался внутрь, уселся на ледяной поджопник, скривил ноги так, чтобы кабинку можно было закрыть и увидел, как легко и просто отделяюсь от остальных. Девушку посадили в такую же капсулу, но напротив. Ее вид был еще более удрученным.
– Рыжий? – услышал я голос своего друга из-за стены. – Это ты?
– Я, я, Лех. Вы оба здесь? Я подумал, что вас отпустили.
– Да ну нахер. Кто нас отпустит? У нас статья особо тяжкая.
– Особо тяжкая? – переспросил я. – Поэтому мы едем в кабинках?
Он рассмеялся.
– Это стакан называется. Они сделаны для тех, кто едет по изоляции.
– По изоляции?
– Ну, да. Чтобы подельники между собой не пересекались.
Теперь все встало на места.
– Понял, – произнес я с душевной грустью. – А Илюха здесь?
– Естественно! – послышался в подтверждение его жизнерадостный голос издалека. – Я, в отличие
