лунным камнем, и где на возвышение было устроено особое место для императора и близких ему людей.
На триклиниях, расставленных вдоль стен, на роскошных белых, шитых золотом покрывалах и подушках, набитых тонкой овечьей шерстью, возлежали приглашенные, по большей части сенаторы. Юноша узнал Марка Кокцея Нерву, одного из старейших и самых уважаемых мужей Рима, хорошего знакомого своего отца, некогда провозглашенного консулом, а сейчас занимавшего достаточно высокий пост в сенате. Несмотря на почтенный возраст, Нерва оставался статным мужчиной с живым, ясным, взглядом темных глаз. Узнал Корнелий и доброго толстяка Флавия Клемента, родственника Домициана, отца двух превосходных сыновей – Веспасиана и Домициана, – признанных при бездетном императоре его преемниками.
Рядом с Нервой расположился Марк Фабий Квинтиллиан, известный ритор, автор множества книг по педагогике и литературе, а также воспитатель императорских наследников.
На центральном триклинии возлежали консулы: Тит Аврелий Фульв и Марк Азиний Атратин, сменившие пурпурные тоги на белые. Оба не слишком молодые, нервные, похожие друг на друга словно братья, хотя таковыми не являлись. Рядом расположился префект Рима Аррецин Клемент, среднего роста мужчина сорока с небольшим лет, худой, с вытянутым лицом, черными насмешливыми глазами и впалыми щеками, покрытыми сизой щетиной, которая, росла столь быстро, что он не успевал ее сбривать. Черные волосы, чуть длиннее принятой моды, на шее завивались колечками. Выглядеть он мог бы вполне привлекательно, если бы не его вечная привычка кривить в недоброй ухмылке рот. Место императора подле Клемента пустовало.
Корнелия, едва он появился, приветствовали громом аплодисментов и новыми поздравлениями. Даже те, кто считал его поступок глупостью, безумием или просто болел за другую партию, славили юношу в угоду Домициану, которому вздумалось оделить Виртурбия своей милостью. Только Клемент позволил себе молча и насмешливо взирать на героя сегодняшнего дня.
Корнелий ожидал, что его поместят среди прочих гостей, но распорядитель указал ему место за главным столом на возвышении, что вызвало новую волну разговоров и поздравлений, а также недовольную мину на лице Клемента, обычно единовластно владеющего особым расположением цезаря, не считая супруги Домициана, которая изредка украшала званые обеды своим присутствием. Консулы также были не в счет, так как, собственно, ради них и затевался весь этот прием.
На столы тут же при гостях стали подавать закуски: вареные яйца, артишоки под соусом из сметаны и специй, салаты из мальвы и тыквы, запеченных морских ежей, запеканку из рыбы и сыра, залитую яйцами, маринованную рыбу, вареные и жареные креветки, маскированные в овощах, а также сладкое альбанское вино,
Клемент Аррецин, как один из самых высокопоставленных лиц при дворе, а также ближайший друг Домициана, подал знак к началу пира. Сам император так и не появился. Домициан не любил есть среди
