как учили – ритмичные нажатия на грудную клетку, раз, два, три, смотрю на грудную клетку, понимаю, что никаких нажатий уже не понадобится, почему кровь не красная, а черная, или в сердце всегда бывает такая кровь, кто её знает…
Хочу броситься прочь из подвала, кричать во все горло, Ирму, Ирму убили – не успеваю, они уже услышали, они уже спешат сюда.
Они.
Снова пытаюсь понять, как я их чувствую – снова не понимаю. Не понимаю, почему они парализуют мою волю, почему ведут меня куда-то в никуда, закрываю где-то нигде… спохватываюсь, догадываюсь, ору в голос – это не я, это не я, не я её убил, я её только нашел – они не слышат, они не хотят слышать, они не верят, ни не хотят верить, они закрывают меня.
– Зачем вы это сделали?
Мотаю головой:
– Я этого не делал.
– Как вы объясните, что вас нашли в подвале рядом с телом Ирмы?
– Я… я искал Китти.
– В подвале?
– Ну… гхм… должна же она была где-то быть…
– Значит… вы что-то знаете про Китти?
– Да ничего я не знаю, я же…
Пытаюсь объяснить, что – я же, ничего не объясняется, понимаю, что мне не верят.
– Давайте его вспомним хорошенько, – предлагает Донг.
Меня коробит, я и сам не прочь хорошенько вспомнить себя, только я не хочу опять проходить в воспоминаниях это, темное, мерзкое, тесноту, холод, когда все мысли вертятся вокруг глотка воды…
Они тоже не хотят возвращать меня туда – но в который раз терпеливо объясняют, ну что вы хотите, иначе мы ничего не узнаем, ничего-ничего…
Из меня начинают выцарапывать память, – сначала небольно, слегка-слегка, а вчера я искал улицу Снов, а позавчера приходили туристы, Китти болтала с кем-то ни с кем, кто-то никто дарил ей что-то разноцветное, пахнущее клубникой. Я уже готовлюсь погрузиться в боль и страдания, – кто-то приотпускает меня, я выныриваю из памяти, отряхиваюсь, вопросительно смотрю в пустоту, пустота предлагает, а давайте спросим у Ирмы.
Не понимаю, не верю себе, как спросим у Ирмы, она же… не успеваю договорить, что она же, Ирма входит в холл, как ни в чем не бывало, устраивается в кресле, уже готовится забросать этих вопросами про эксцентриситеты и параллаксы, леминискаты и прецессии.
– Кто вас убил? – спрашивают они.
– А это Донг.
Я не вижу Донга, но буквально чувствую, как он бледнеет:
– Ложь!
– Да нет же, Донг…
– Бред полный, с чего мне её убивать было?
– С того, что я про него вспомнила… все про него вспомнила…
Жду, что ответит Донг, Донг ничего не отвечает, бросается прочь из комнаты, прочь из дома, на что надеется, спрашиваю я себя, когда его хватают эти, уводят, растерянного, не понимающего, хлопающего глазами, оставляют меня наедине с Ирмой, с Агиль… Агиль?
Агиль обнимает
