печалясь об их незавидной участи в эпоху всесильного Водолея.
– Надо же что-то делать! – сказал я. – Это нужно остановить!
– Не волнуйся, сын мой, – отозвался батюшка. – Человеконенавистники будут посрамлены. Жидолатины – еретики, но у них можно кое-что перенять. Например, очищающий огонь.
– Жечь? – с надеждой встрепенулся я. – Но кого?
Жомов-Пещерников оставил вопрос без ответа. Он откинулся в кресле, смотрел на меня поверх круглых очков и загадочно улыбался. До меня же тем временем постепенно доходил размах задуманной диверсии.
– Это же вода, она потечет из каждого крана, – прошептал я. – Наполнишь ванну, начнешь купать ребенка, а там… Да что ванна! На носу чемпионат по плаванию. Бассейны! Пожарные резервуары! Колодцы! Реки! Скоро лето, начнутся лесные пожары…
Тот поднял ладонь:
– Успокойся, сын мой. Этому не бывать. Да, сказано в Писании, что Зверь восстанет из вод, и победит святых, и воссядет в Церкви. В истинной Церкви, которая здесь. Но ненадолго. Ты не успеешь глазом моргнуть, как диавол будет повержен. Мне велено открыть тебе, что вся операция была задумана и осуществлена не твоим героическим начальником, а Отделом Духовной Безопасности. Это целиком и полностью моя разработка. Известно ли тебе, что это значит?
Да, я знал. Крещение духом. Окормление правдой. Но мне все равно было страшно. Я впитывал мирные звуки, доносившиеся из-за окна: шум поливальной машины – вот, еще одна жертва, – визг пилы, собачий лай, отрывистые возгласы дворника, шелест листвы, мяуканье чаек. Всему этому грозил мучительный конец. Я провел по лицу ладонью, и щетина согласно скрипнула.
Тем временем Жомов-Пещерников распахнул шкаф и вынул парадный мундир на плечиках.
– А ну, примерь!
Я задохнулся при виде полковничьих звезд и золотого креста на полосатой ленте. Все, что неслось в окно, теперь предстало дружными поздравлениями. Я подошел на негнущихся ногах и бережно принял мундир. Он был так отутюжен, что я чуть не порезался.
– Давай, облачайся, – посмеивался батюшка.
Я подчинился и подошел к зеркалу. Настоящему, не облачному. Китель сидел, как влитой. Фуражка нового фасона казалась слишком маленькой, но я понимал, что дело было не в ней, а в моих широких плечах. Я поворачивался и так, и этак; сукно оказалось жестким только на вид, пораниться им было невозможно. Мне вообще померещилось, что я сменил кожу, и в новой намного уютнее, что прежде она просто где-то гуляла, а то и хранилась в предвечном замысле, но вот воплотилась, и век бы ее не снимать, и спать в ней, и принимать ванну, и…
– Теперь скидывай, – строго скомандовал Жомов-Пещерников.
Это было и без него понятно. Невидимый фронт. Мундир с крестом отправятся в титановый сейф, и больше я его никогда не увижу. Меня даже похоронят в гражданском – вернее, сожгут, а парадная форма сохранится навечно в музее незримой славы.
Батюшка
