на депозите примерно одиннадцать с половиной, что было частью моего наследства, в которое я должна была вступить после официального утверждения завещания. Пять тысяч долларов. Для меня это были серьезные деньги. С их помощью можно было частично покрыть стоимость семестра обучения Этана в «Алан-Стивенсон». И почти три месяца аренды за квартиру. На пять тысяч долларов у меня были большие планы.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал Чарли. – После стольких лет молчания первый звонок, и сразу с просьбой дать денег.
– Да, Чарли, именно об этом я думаю. И еще о том, как больно ты обидел маму.
– Я был неправ.
– Да, Чарли. Ты был очень неправ.
– Прости. – Его голос опустился до шепота. – Я не знаю, что еще сказать.
– Я не прощаю тебя, Чарли. Не могу простить. Я хочу сказать, да, я знаю, иногда она бывала слишком назойлива и властна. Но ты просто вычеркнул ее из своей жизни.
Я слышала, как у него перехватило дыхание, будто он пытался сдержать рыдания.
– Ты права, – произнес он.
– Мне все равно, права я или нет – сейчас уже поздновато спорить об этом. Единственное, что я хочу знать, Чарли, почему это произошло.
– Мы никогда не ладили.
Это было правдой – в моих воспоминаниях из детства сохранились бесконечные споры между матерью и братом. Казалось, они не могли ни в чем согласиться друг с другом, к тому же у мамы была привычка постоянно вмешиваться в чужие дела. Но в то время как я приноровилась отражать (или даже игнорировать) ее попытки вторжения в мою жизнь, Чарли постоянно находился под этим гнетом. Его положение усугублялось тем, что он отчаянно скучал по отцу (и нуждался в нем). Ему было почти десять, когда умер отец, – и, судя по тому, что я слышала от брата, он боготворил отца и отчасти винил мать в его преждевременной смерти.
– Она никогда не любила его, – однажды сказал он мне, тринадцатилетней. – Сделала его жизнь такой несчастной, что он почти не бывал дома.
– Но мама говорила, что он все время был в разъездах.
– Да, его никогда не было в городе. А все потому, что он просто не хотел быть с ней.
Поскольку отец умер, когда мне было всего полтора года, у меня не сохранилось никаких воспоминаний о нем (не говоря уже о том, чтобы я его знала). Так что, когда бы Чарли ни заговорил об отце, я ловила каждое его слово… тем более что мама постоянно пресекала разговоры о покойном Джеке Малоуне – то ли ей было слишком больно говорить о нем, то ли попросту не хотелось. Так и получилось, что со слов Чарли у меня сложилось мнение о несчастливом браке родителей, и я втайне винила в этом мать.
В то же время мне было не понятно, почему Чарли так и не смог выстроить отношения с матерью. Видит Бог, я же постоянно сражалась с ней. Меня она тоже сводила с ума своей назойливостью. Но я бы никогда не посмела вычеркнуть ее из своей жизни, как это сделал Чарли. Правда, у меня сложилось впечатление, что мама была несколько противоречива в своих чувствах к единственному сыну. Конечно, она любила его. Но я не переставала задаваться вопросом, не видит ли она в нем причину, заставившую ее согласиться на заведомо неудачный брак
