на локоть, и я опустила взгляд на его подтянутый живот.
– Ты говорила во сне.
– Что?
Заставила предательские глаза вернуться к его лицу.
Кастил кивнул.
– Это было что-то вроде… детской песенки-страшилки. Что-то про милый цветочек.
В момент, когда он это сказал, страшный сон вернулся с пугающей ясностью.
– Милый маковый цветочек, его сорвешь – он кровоточит, и не милый больше… – пробормотала я.
– Да. Это. – Он поднял бровь. – И сейчас звучит так же тревожно, как и в первый раз.
– Не могу поверить, что я такое говорила.
– И я не мог поверить, когда услышал. Тебе об этом раньше кто-нибудь говорил?
– Я… – Я нахмурилась и покачала головой. – Не знаю. Иногда кошмары о той ночи немного отличаются от того, что происходило в действительности, но я не помню, чтобы раньше такое слышала. – Я вцепилась пальцами в воротник ночной рубашки. – И я… я стараюсь не думать о снах, когда просыпаюсь. Я могла слышать стихотворение раньше и забыть. Иногда это…
– Сбивает с толку, – закончил он за меня.
Кивнула, прокручивая в голове все, что помню. Подступила тошнота. Я практически ощущала запах крови, чувствовала влажную руку матери…
– С мамой кто-то говорил. В кошмаре. Голос раздался как раз перед тем, как до нас добрались Жаждущие. – Я широко раскрыла глаза. – Думаю, этот же голос говорил про цветочек, и мама ответила. Но я…
Я с досадой пыталась разобрать невнятное слово, которое она, кажется, произнесла. Вряд ли она сказала больше одного слова. Я практически видела, как шевелятся ее губы, но это воспоминание могло быть фальшивым.
– Я не… не могу вспомнить.
– Может, вспомнишь позже.
– Может. – Я вздохнула. – Но я даже не знаю, в самом ли деле что-то слышала.
– Не исключено. Порой детали прошлого в снах накладываются друг на друга. Мое пленение часто смешивается с пленением Малика. – Он лег на спину и уставился на открытые балки на потолке. – Ночь нападения Жаждущих была не единственным испытанием, через которые ты прошла.
Мои пальцы соскользнули с воротника. Я сразу поняла, что он имеет в виду герцога. По шее поднялся жар. Я ненавижу этот стыд, это унижение от того, что он со мной делал и чему я не могла помешать. Но если кто и знает, каково это было, то это Кастил. Хотя ему пришлось гораздо хуже, чем мне.
– Как ты узнал о герцоге? Я тебе ничего не говорила.
– О его уроках? – Он сжал губы. – Герцога Тирмана среди королевских гвардейцев боялись, но не уважали. Хватило слабейшего принуждения, чтобы один из них рассказал, что им известно.
Во рту пересохло, когда я услышала, что он применил принуждение. Но такую реакцию вызвало не то, что он сделал, а напоминание, что он это может. Такая способность пугает и внушает благоговейный страх. Впечатляет и то, что он не использует ее когда вздумается. Сомневалась, что у меня на его месте хватило бы силы духа.
Я нахмурилась.
Неужели
