отозвалась в ее сердце его улыбка. – Все уже хорошо.
И действительно. Ему было хорошо с ней. Ей было хорошо с ним. Она служила для него вдохновением. А он для нее – исполнением. Партнеры, рука об руку помогающие друг другу в этом увлекательном путешествии с его неожиданными поворотами и захватывающими дух виражами.
Живая картина на стене отображала одну из их ранних встреч:
с ночными прогулками по берегу Тихого озера, вдоль которого самым душистым образом замерла жизнь всевозможных трав и цветов, скрывая в себе хрупкость сна благословляющих ее диковинных созданий;
с купаниями вдоль лунного пути в единении с теплым дыханием озера и немногословностью пряной июльской ночи;
с наблюдением за звездами и планетами с вершин исполинских сосен, таивших в своих соках историю солнечных и лунных миров;
с переживанием последних красок угасающего заката, тающим светом ознаменовывавшего смену их прежних миров новым. Потому что смерти нет. Потому что форма прекрасна и уважаема, но не является конечной. Потому что есть что-то большее, что в эту форму заключено. И это что-то бессмертно. Потому что, завершаясь в одном месте, мы тут же начинаемся в другом. И продолжаем, продолжаем совершенствоваться. И в жизни Феи и Оберега вырисовывался новый поворот, сменяющийся то бурлящим течением, то покоем прозрачных вод.
Я ухожу за горизонт
с тобою, без тебя ли, вместе.
И танец о любви плывет
по волнам изумрудных песен.
Оранжевая сердцу даль
перетекающим потоком
сменяет желтый. Не печалью
наполнен этот вечер, – Богом…
Закат уходит на покой,
волной лаская наши мысли.
Я бы не выбрала другого
всеокончанья дня. В молитве
смеется детство. Я его
сквозь бури все же сохранила,
и с легким сердцем отпустила
по волнам бегать… хорошо.
Колыбель ночи неторопливо плыла вдоль лунной дорожки на картине под мерцающие звуки ее голоса. Когда же мелодия окончательно стихла, Фея, еще раз проведя ладонью по местами непослушным волосам Малыша, поцеловала его в светлый лобик и бережно вернула неисправимого проказника в уют его очаровательного, как и он сам, домика, пропитанного запахом еловых шишек, из которых и был построен.
Следующее утро в мире УиВ было особенным, долгожданным, пропитанным ароматом выпечки, – а особенно ни с чем несравнимым запахом вишни. М-м-м. Ох уж эти вишневые пироги… – и предвкушением праздника. Праздника первого дня некалендарного лета, так же известного в этих краях как Сияние Желтых Лепестков.
В этом мире к приходу каждого времени года относились с непередаваемым вдохновением. Потому что искренне верили в то, что выход из водоворота рождений и смертей более вероятен не в отчаянной погоне за целью, но в полноте празднования самого процесса. И они праздновали.
