звездный час? – хлопнул Петров сослуживца по плечу.
– Не в обиде, Жень?
– Да какой! Не понравились мне твои одноклассники.
Он, смеясь, пожал руку Тимохину на прощанье.
Одноклассники, – бубнил Тимохин себе под нос, пока шел к своему кабинету, – что вас убивает?..
Вечером он задержался в подъезде: аккуратно стирал пометки с почтовых ящиков пенсионеров и рисовал на других, принадлежавших активной молодежи. Начертил крестик и на своем почтовом ящике. Именно за этим занятием его застал вышедший из квартиры Елены Андреевны Иван Николаевич.
Тимохин выдержал долгий взгляд, который полноценно выражал высочайшую степень недоумения и укора. На секунду страж порядка вспомнил себя-шестиклассника у школьной доски с нецензурной надписью на ней. Ирина Васильевна, зашедшая тогда в кабинет и заставшая его с мелом в руках, смотрела примерно так же. Тимохин Лёша даже не стал ей объяснять, что сам заметил надпись, только когда взял в руки мел, чтобы написать на доске число и тему урока.
Иван Николаевич, так ничего и не сказав, медленно пошлепал на выход. Но Тимохин был уверен, что мысленно тот помянул любимого Сталина.
Ирина Васильевна тогда тоже молча стерла надпись с доски, но еще несколько уроков Тимохин ловил на себе ее строго-вопросительный взгляд. А поиск написавшего бранное слово стал его первым расследованием. Он опросил одноклассников, задал пару вопросов учителю, который проводил урок накануне, сопоставил некоторые факты, понаблюдал за поведением ребят, когда нарочито громко рассказывал о том, как Иваси (так они называли Ирину Васильевну) застала его в неловком положении, и довольно уверенно определил виновника. Не менее уверенно надавал ему тумаков после уроков, начав зарабатывать репутацию борца за правду. Юра Небосенко просил прощения у Ирины Васильевны, и репутация Тимохина была спасена.
На следующее утро Тимохин чистил зубы перед зеркалом в ванной комнате и мычал какую-то веселую мелодию.
Открылась дверь, и в ванную вошла Марина с косметичкой в руках. Кинула ее на стиральную машину, достала тушь для ресниц и, грубовато оттеснив мужа от зеркала, намеревалась приступить к макияжу
Тимохин сплюнул зубную пасту в раковину, взял супругу за руку и аккуратно вытолкнул вон.
– Я еще не закончил, – сказал он тихо, но твердо.
– Да я опоздаю, мне по делегации отчитываться! – мгновенно повысила тон Марина.
– В порядке очереди, гражданка, – остался невозмутимым Тимохин и закрылся изнутри.
Игорь застал мать перед ванной в растерянности.
– Что, ма, бунт на корабле?
– Я вам такой бунт устрою! Яичницу одну будете жрать!
– Я уже неделю яичницу ем, – парировал Игорь.
Вышел Тимохин.
– Иная яичница вкуснее, чем чей-то борщ, – заметил он, демонстративно щелкнул выключателем и, подмигнув сыну, ушел в комнату.
– Что-то я не поняла…
– Долго будешь понимать, опоздаешь, мам.
– Игорь,
