ждали смерти дядюшки Боруха, – прошептала мама Финкельштейн, – Фимка бегал учиться на скрипке к нашему родственнику Рувиму Хейфицу. Ты должна его помнить, он приезжал к нам с Абрамом на свадьбу. Так вот, он говорил, что Фимка даже способнее его родного сына Яши…
Мама Левинсон не могла оставить такое без ответа.
– Моня такой умный, – вдруг сказала она, – что я даже боюсь. Соломон встретил учителя химии, тот ему говорит: «Несмотря на то что мы вашего сына определили в гимназию по цензу, он будет великим химиком». А потом Соломон встретил учителя математики, – при этом она продолжала взбивать гоголь-моголь. – И тот ему говорит…
– …Несмотря на то что мы вашего сына определили в гимназию по цензу, он будет великим математиком, – закончил вместо нее противный малолетка.
– Вот таки и встретил сразу двоих? – не поверила мама Фимы.
– Иди, Самуильчик, к девочкам, они тебе конфет дадут, – прервала неприятное развитие разговора мама Мони. – А если Фима такой талант в музыке, зачем вы его учите малярному делу? – вставила она свою шпильку…
Девушки лежали голова к голове на перине, вынесенной на первое теплое солнце и уложенной на разбросанную солому. Сестры Мони и сестры доктора Файбисовича Белла и Хана.
– Как же хочется из этой дыры уехать! – сказала Хана.
– В Киев? – уточнила Люба.
– Отсюда бежать надо, на юге уже случились погромы. И это, говорит Перчик, только начало…
– В Америку?
– В Америку, в Петербург, в Москву.
– В Москву, в Москву, – мечтательно произнесла Белла.
– Помните Гусманов из Жмеринки? Мельник, у которого семеро сыновей, – деловито заметила Люба. – Мельник, папин двоюродный брат. Он продал мельницу, перебрался в Баку, зовет туда переехать папу. Пишет, что легко завести свое дело, а город, как Одесса, море, порт и много инородцев. Там сейчас большие возможности.
– Там же персы проходу не дадут!
…Тут на самом интересном месте замерший напротив Самуил капризно заявил своим теткам:
– Хана, Белла! Я хочу пи-пи!
– Дуй, хлопчик, до тяти, – замахали руками все четыре…
…Арон Файбисович привычным движением застегнул лямку на штанах сына. Он пересел на стул, уступив лавочку напротив расположившимся на ней Соломону Левинсону, Абраму Финкельштейну и ребе Лейзеру.
– Тяжело одному, Арон, – сказал ребе. – Два года уже прошло, как жена от тебя ушла. Пора новую в дом привести…
– Тут торопиться совсем не обязательно, – тихо высказался Абрам Финкельштейн, скосив глаза туда, где взбивали гоголь-моголь. – Недаром мудрый Соломон говорил, что среди тысячи жен он ни одной путной не нашел…
– Мне сестры помогают, – гордо объявил Арон. – Да и зачем сейчас суетиться, мы в Москву решили перебираться. Очень здесь стало неспокойно для евреев. Наша старшая, Дора, уже в Первопрестольной.
– Каждый
