как из пластилина, а потом бросаю вдаль. Бросаю и снова ловлю. Машка, давай покажем!
– Саш, давай, ты меня будешь принимать, только не лепи меня, хорошо?
– Давай. Говорил – быть мне битым.
– Не быть битым, нормально, мы уже отработали основное, и Мария в тебя не впишется с разгона.
Они встали, раздвинули мебель, подождали, пока все (еще три или четыре человека) повернутся к ним, и стали, путаясь ногами в ковре и ножках стульев, пытаться показать нам означенное танго. Места для шагов не было, крутиться между партнерами Маше было негде, так что в основном она просто врезалась в Александра и возвращалась к мужу. За пару минут они все трое устали и поняли бесперспективность своего начинания. Все как-то притихли, в воздухе повисла неловкость и какая-то неуместность. И тут я спросила:
– А вы с Сашей ставите, да?
Молчание нарушилось, освободив всех из пут натянутого неловкого внимания. Маша набросилась на меня, выплескивая в слова и эмоции свое видение постановки. Александр сквозь этот поток произнес:
– Нет, я с ними – нет. Я танцую, но не очень. Это давно было. Что-то я еще, конечно помню, некоторые названия, шаги. И все.
Кто был там старались отвлечься на изначальное занятие – совместный вечер настолок, перемежающийся фильмами, выходами покурить и в магазин за пивом, вином и аспирином.
Игра была готова, Маша перестала говорить, срочно потребовалось сделать какой-то еды, рассесться на полу вокруг стола, греметь и шуршать. Я выпала из происходящего. И тут меня спросил Он:
– Ты танцуешь? Ты понимаешь в этом?
– Я? Нет. Я не училась нигде. Я назвала бы это, как Айседора Дункан, пластической импровизацией.
Уши мои горели, щеки горели, спина стала горячей. Длинная и путаная фраза, которую я выдала на-гора, как пулеметную очередь, была почти лишена смысла. Она была щитом, за которым я попыталась спрятаться от его обращения ко мне. Я висела на ниточке и болтала ногами – всего этого не может быть.
– Наворочено! – сказал он. – А красиво? Тебе нравится?
– Нравится, – поперхнулась в ответ я.
– А покажешь?
– Не тут, – практически каркнула я сипло и без голоса.
– А где?
– На улице.
Ниточка порвалась, я падала. Я падала и не чувствовала себя ни Алисой, ни Мари Штальбаум. Их обеих ждало нечто, меня – ничто.
– Давай! Ты до скольки можешь?
– Мне через час надо бы идти.
– Давай тогда кон и потом, пойдет?
– А зачем?
– Интересно же. Пластическая импровизация по стопам Айседоры Дункан. Ведь интересно!
Я поняла, что надо мной сейчас будут смеяться, что я вляпалась во что-то очень неприятное. На языке зажгло, в глазах стало сухо. Мне захотелось сбежать. Нет! Он не может меня ранить! Кто угодно, но не он, он не имеет такого права! Он
