булыжников пролегало между невысоких холмов, кое-где украшенных небольшими группками невысоких деревьев. «Надо же, у нас даже некоторые центральные улицы после дождя становятся похожи на сточные канавы, а здесь до ближайшего города еще ехать и ехать, а дорога – камешек к камешку», – Шпатц вдруг почувствовал, что наконец-то расслабился. Инспектор молча вел мобиль, за окном машины – пасторальная идиллия, размеченная кое-где желто-черными столбиками. Редкие пушинки облаков в густой лазури неба. Темное золото солнечного диска у самого горизонта. Пестрые булыжники идеальной шварцландской дороги. С одной стороны, вроде бы окружающий мир остался прежним – в Сеймсвилле те же холмы, те же деревья, те же редкие гранитные валуны, утопающие в высокой траве. С другой – что-то неуловимо изменилось. Словно пограничное бюро – это не конструкция, возведенная людьми, просто в том месте, где им захотелось, а нечто большее. Граница другого мира. Чужого. Незнакомого. Подозрительно похожего на тот, который Шпатц только что покинул, но иного.
– Когда я впервые приехал в Чандар в составе посольства, – вдруг снова заговорил инспектор. – Я долго не мог понять, что вокруг не так. Вроде те же деревья, запахи, люди. Но всей кожей чувствуешь, что ты на чужбине.
– Я очень громко думаю, герр инспектор? – Шпатц повернул голову и посмотрел на краснощекий профиль Боденгаузена.
– У тебя лицо такое же растерянное, как у меня тогда, – инспектор усмехнулся. – То хмуришь лоб, то оглядываешься беспомощно. Ты ни разу не выезжал из Сеймсвилля, судя по твоей анкете. Так что я точно знаю, что ты чувствуешь.
– И это значит что-то особенное?
– Не думаю, – Боденгаузен пожал плечами. – Впрочем, профессор философии из Стадшуле со мной бы не согласился. Среди интеллигенции принято считать, что государственные границы – это объективная необходимость, и люди – только пешки глобального процесса. Или, говоря другими словами, мир разделен на безусловные части и меняется в угоду высшему смыслу.
– Не уверен, что правильно понял, – Шпатц наморщил лоб. – Граница объективна, то есть возникает сама по себе. И люди в любом случае ее возведут, потому что по-другому не может быть? А война?
– А война не начинается случайно. Если мир изменился, и границы сдвинулись, то у людей не будет выбора, кроме как последовать за ними. И воевать, если надо.
– И побеждает всегда только та сторона, которая служит высшему смыслу? Мир просто не позволит неправой стороне победить?
– Да, что-то вроде того, – Боденгаузен кивнул, повернул голову и подмигнул Шпатцу. – Хорошо, что я не философ. Но ты быстро схватываешь. Хорошее образование?
– Очень обрывочное, – Шпатц пожал плечами. – Школа грамотности, курс в инженерной части и частные уроки. Надеюсь его продолжить в Шварцланде.
– Правильный настрой, герр Грессель. Для фрайхера доступны курсы вольнослушателей в Стадшуле любого города, рекомендую воспользоваться этим правом сразу же, как
