здесь, очевидно, чтили как святого. Кухарка наверняка готовит суп из черепахи, лобстеров и жаркое из упитанного теленка.
Олимпия вернулась к действительности лишь тогда, как миссис Торн набросила ей на плечи короткую черную накидку. Опустив взгляд ниже, на корсаж платья и юбки, она высвободилась из рук модистки и поспешила к зеркалу. Мастерицы бросились за ней и окружили, любуясь ее отражением в зеркале: как рамка из улыбающихся лиц.
– Прекрасно! – воскликнула миссис Торн.
– Прекрасно! – эхом повторили ее помощницы, а Молли добавила:
– Лучше не бывает!
– Вы правы, – пробормотала Олимпия и, поправив очки на носу, направилась к двери.
За ее спиной раздавались приглушенные возгласы, но она их не замечала, направляясь к своей цели: соседнему номеру. Она не постучала, даже не задумалась: можно ли? – просто дернула за ручку, вошла и, захлопнув дверь за собой, начала:
– Это одна из ваших шуточек? Потому что…
Слова застряли в горле от представшего ее взору зрелища: мускулистая спина, упругие ягодицы и длинные сильные ноги. Мужчина ростом в шесть с лишним футов стоял, совершенно обнаженный, в большом корыте перед камином.
Он не двигался, и Олимпии следовало бы отвернуться, а еще лучше – выйти из его номера, сохраняя хотя бы видимость достоинства, но, очевидно, ее мозг не вернулся к прежнему состоянию, поскольку подумала она лишь о том, насколько взрослый мужчина отличается от мальчика.
Ей доводилось видеть мраморные статуи, изображающие обнаженных мужчин. Да кто их не видел? Видела она и картины. Но этот мужчина был живой, еще какой живой! И хоть стоял он без движения, но дышал, и она заметила легкое движение плеч и мышц спины. Его кожа была отнюдь не из мрамора или бумаги и в отблесках пламени камина казалась золотистой. Янтарный свет высвечивал темную поросль, покрывавшую его руки и ноги. От этого зрелища Олимпию бросило в жар, отчего-то ей стало трудно дышать.
– Мне следовало это предвидеть, – произнес Рипли, поворачиваясь.
Олимпия тоже было повернулась, чтобы выскочить за дверь, вот только ноги отказались ей повиноваться, и она не сумела покинуть его с гордо поднятой головой прежде, чем он потянулся за висевшим на стуле полотенцем и завернулся в него, вернее – прикрылся: широкие плечи, бо́льшая часть спины и ног остались на виду. Сделав шаг, он вышел из ванны. Вода стекала с него и капала на ковер.
Она подняла голову, пытаясь сохранить самообладание, которого, собственно, уже не было, и пробормотала:
– Действительно, надо было.
Олимпия напомнила себе, что ей уже двадцать шесть, она давно вышла из детской и… что заставило ее сюда врываться?
Платье.
– Оно французское…
– Что?
Он повернулся, и теперь она могла любоваться видом анфас: сильная шея, плечи, грудь. Волны жара прокатывались по ее телу, и, кажется, она едва не разинула рот.
Боже
