свободным, пока ты…
– Не был, Вильгельм, – перебил он меня, не давая закончить свою мысль. – Твой предок определил тебе путь. Ты был связан со мной кровавой клятвой. Но есть способ освободиться…
В дверь вновь забарабанили, на сей раз сильнее. Я отвлекся, и образ дракона исчез. Спустя мгновение дверь затрещала, ее отбросило в сторону, в покои ворвался рыцарь, а за ним лекари. Они окружили меня, крутили и вертели, кудахча словно на другом языке. Никто не обратил внимание на порезанную ножом ладонь и на мое отчаянное состояние, – их интересовало только уродство. Дверь приказали восстановить и никого не впускать. Закончив с осмотром, главный лекарь налил в кубок вина и залпом его опрокинул.
– Что делать? Это проклятие, не иначе, – обратился к нему тот лекарь, что сопровождал меня на обратном пути в замок.
– Я не слышал ни одного похожего случая, – тихо произнес главный лекарь. – Мы сохраним это в тайне до тех пор, пока не выясним, что это за болезнь.
– Болезнь? – пискнул кто-то из толпы. – Это проклятие! И снять его нужно прямо сейчас! Пока не поздно! – Главный лекарь поднялся, обжигая говорившего взглядом.
– Какая чушь, – скрипнул он зубами. – Ступайте и найдите лечение. И держите рот на замке.
– Когда вернется регент…
– Несомненно, – подгонял он их жестом. – Ступайте.
Они покинули покои, а я затих, рассматривая свои обезображенные пальцы, до которых уже добралась чешуя. Главный лекарь, не проронив ни слова, дождался, пока установят новую дверь, и вышел; снаружи лязгнул засов.
Я спал, как убитый, теряя нить времени. Я перестал есть и пить, но меня это не тяготило. Чешуя разрослась, и теперь покрывала тело по пояс (не считая лица). Раздевшись, я с отвращением рассматривал себя в зеркале, все еще питая надежду на чудесное исцеление. Бордовые пластинки были мягкими, но внешне напоминали кольчугу, сотканную самой природой. Я задумался над тем, что она прикрывала уязвимые места человеческого тела: горло, сердце, живот. Со спины также не осталось просветов, и даже ладони не были исключением. Я представил, как у меня вырастает лишняя пара ног, и они с хрустом изгибаются, превращаясь в лапы чудовища, – пальцы тут же пронзила острая боль, и сквозь них показались когти. Испугавшись, я замахал руками и порезал себе щеку.
Когти были черными, толстыми и невероятно острыми. Я провел ими по столу, срезая приличный слой древесины. Отчего-то я уже не ощущал себя человеком, и как будто наблюдал за собой со стороны, изучая повадки неизвестного мне Вильгельма. Когти исчезли, как только я этого пожелал, а значит, я мог управлять ими при помощи намерения. И даже чешуя при дневном свете уже не казалась такой зловещей.
…Тем вечером снова нагрянули лекари, и намазали мне мазью пораженные уродством участки тела. Я стойко вытерпел их присутствие, сдерживая внезапно возникшее желание проломить им черепа и сбежать. Когда они оставили меня в покое, я задумался о словах чудовища. Способ освободиться был, но какой ценой? Тварь вернется
