узкая, мой кончик пальца краснеет, набухает, а ноготь, наоборот, белеет, но я, сидя в кабинете заведующей вместе с остальными, упорно повторяю раз за разом это мазохистское движение. Теперь такие зеркала почти никто из врачей не носит, а мне эта дырка представляется порталом. Я и чья-то болезнь – на одной прямой, пролегающей сквозь дырку моего зеркала. А ещё это круглое отверстие в лобном рефлекторе может быть порталом из прошлой жизни в настоящую.
Качание серёг заведующей становится интенсивнее.
–…И таким образом сформировалось решение объединить два бренда – наше отделение и такое же в 5-й больнице. Количество коек остаётся прежним. То есть, столько сколько было у них, а мы просто переезжаем на их базу.
Конечно, когда по молодости тебе кажется, что ты можешь перепрыгнуть любую лужу, протанцевать всю ночь, съесть невероятное количество еды и запомнить весь словарь латинских слов вместе с их падежными окончаниями, то ты вероятно думаешь, что лечить людей – это очень благородно, прекрасно, денежно, заманчиво… Что тебя будут любить, ценить, уважать за то, что… ты…. не… щадя… себя…
Какая ещё чепуха приходила мне в голову, когда я несла документы в приёмную комиссию?
–Так наше отделение закрывается? – спрашивает Олег.
–Я же сказала, что мы переезжаем. – Тон у заведующей недовольный.
–А кто будет заведовать этим объединённым отделением?
–По предварительной договорённости – я.
–А количество ставок как-нибудь изменится?
Заведующей явно не хочется отвечать на этот вопрос.
–Ещё ничего не решено, но… Понятно, что в таких случаях предстоят сокращения. Нам всем предстоит пережить нелёгкие времена…
А когда это времена были лёгкими?
Совсем недавно моя теперешняя коллега по больнице – врач из реанимации рассказала мне просто так, к слову, что после девятого класса ещё не знала куда поступать.
–Сын у меня сейчас тоже в девятом классе. И тоже не знает куда поступать. Я говорю – куда угодно, только не в медицинский.
–А ты сама почему медицинский выбрала?
–Да мне отец посоветовал. Будешь, говорит, всегда в тепле и в белом халатике.
Мы с ней сидели тогда в больничном буфете. Я пришла после операции, а она перевела наконец-то стабилизировавшегося больного в его отделение. Одна брючина её зелёной медицинской пижамы завернулась почти до середины игры, а она этого не замечала. Она пришла после ночного дежурства и жадно пила компот. Она выпила сразу стакана три. Она пахла потом, не спала больше суток и сидела злая и наполненная тревогой и за больного, которого перевела и за собственного ребёнка.
–У мальчишки бронхит, а пропускать школу нельзя. Кто его знает, пьёт ли он лекарства? А мне ещё после ночи пахать и пахать.
–Зато в тепле, – сказала я.
Она поперхнулась.
