Да. Я ее послал… Понимаешь… возникли некоторые дела, и в связи с этим…
Он говорил с таким трудом, а на лице так явно отражалось страдание, что Зигмунт поспешно подхватил, стараясь, чтобы его голос звучал как можно теплее:
– Понимаю. Конечно. Только, видишь ли, вы разослали приглашения на сегодняшний вечер. Следовало бы всем позвонить и отменить… Позволишь, я займусь этим?..
– Будь любезен…
– Ну и прекрасно. Полагаю, у Михаловой есть список приглашенных. Возьму у нее. А тебе лучше всего было бы прилечь и отдохнуть. Как думаешь?.. Я не буду больше морочить тебе голову. Ну, до свидания…
Он протянул было руку, но профессор ее не заметил. Зигмунт похлопал его по плечу, еще на мгновение задержался в дверях и вышел.
Вильчур пришел в себя, когда щелкнул замок. Он заметил, что по-прежнему сжимает в руке письмо Беаты. Смял его в маленький комочек и швырнул в огонь. Пламя сразу охватило бумажный шарик, он вспыхнул алым бутоном и вмиг обратился в пепел. Давно уже и следа от письма не осталось, давно полешки в камине превратились в кучку тлеющих углей, когда он наконец протер глаза и встал. Медленно отодвинул кресло, огляделся.
– Не могу, – беззвучно прошептал он, – я тут не выдержу. – И выбежал в прихожую. Бронислав сорвался со стула.
– Господин профессор выходит?.. Осеннее пальто или потеплее?
– Все равно.
– На улице только пять градусов. Думаю, лучше то, что потеплее, – решил слуга и подал пальто.
– Перчатки! – крикнул он, выбегая вслед за профессором на двор, но Вильчур, должно быть, не услышал. Он был уже на улице.
Конец октября в этом году был холодным и дождливым. Сильный северный ветер обдирал с ветвей последние, раньше обычного пожелтевшие листья. На тротуарах хлюпала вода. Немногочисленные прохожие шли, подняв воротники и склонив головы, чтобы уберечь лицо от мелких, покалывавших холодом капель дождя, или обеими руками удерживали зонтики, которые порывистый ветер так и норовил у них вырвать. Из-под колес изредка проезжавших автомобилей летели мутные брызги, лениво тащились извозчичьи лошади, а поднятый верх каждой коляски буквально истекал потоками дождя, тускло поблескивая в желтом свете фонарей.
Доктор Рафал Вильчур, машинально застегнув пальто, быстро зашагал вперед.
«Как она могла так поступить! Как же она могла!» – мысленно повторял он один и тот же вопрос. Неужели она не понимала, что забирает у него все, что лишает его жизнь смысла и цели? И почему же? Только потому, что встретила какого-то другого мужчину… Если б он хотя бы знал его, если б уверился, что тот сумеет оценить ее по достоинству, что не причинит ей боли, даст ей столь вожделенное счастье. Она написала только его имя: Янек.
Вильчур принялся перечислять всех близких и дальних знакомых. Никто из них не подходил. Может, это какой-то негодяй, обманщик, бродяга, который бросит ее при первой же возможности. Или какой-нибудь профессиональный соблазнитель, заморочивший Беате голову. Наверняка он обманул ее, сманил фальшивыми признаниями и клятвами,
