уйти, но Топор остановил её, взяв за руку.
– Ну, какой я тебе Семён Александрович. Извини, нервы ни к чёрту в последние дни, вот и срываюсь, на ком попало.
– Я ни кто попало Семён. Александрович, – достав из кармана пиджака редкую по нынешним временам никотиновую сигарету, девушка закурила и, пытаясь, успокоится, сделала глубокую затяжку. – А потом привезли девчонку, ту немую с заимки, кровь которой имеет чудодейственное свойство.
– Так уж и чудодейственное?
– Ты сам видел Алёну живой. Ещё не знаю, как они это сделали, но девчонка смогла вырвать Алёну из лап смерти.
– Всё как-то…, – замялся Топор, подбирая слово. – Как в кино. Как в Библии, где святые исцеляют грешных словом божьим. В жизни такого не бывает – если человек умер, то уже навсегда.
– Ну, значит, Наташка обманула меня, хотя она была в таком состоянии, в полном ауте, и чтобы сыграть так, нужно быть гениальной актрисой. Нет, Алёна точно была мертва.
– Ты поговори с ней ещё. Узнай про воскрешение, что это за девчонка, где её прячут и как она пользуется своим даром. Если он вообще у неё есть, – Топорков притянул девушку к себе и, обняв за талию, сказал глядя ей в глаза: – Извини. Скоро всё это кончится.
– Когда Семён? Когда? Я так устала здесь, подстраиваться, подкладываться под нужных Алёне людей. По-моему она вообще никого не считает за человека, – прошептала девушка, обмякая в объятиях любовника и тот ответил, нежно гладя её по щеке тыльной стороной холёной ладони:
– Я думал сегодня. Сегодня со смертью этой чёртовой кровавой барыни закончится моя прежняя жизнь на побегушках, на вечных вторых ролях и начнётся новая. Наша новая жизнь. Ведь, по сути, я просто пешка, а не глава клана. Ты знаешь, когда мы с Северянином ворвались сегодня в покои Алёны со шприцом яда в руке, и узрели её стоящей у кровати, и казалось видящей нас насквозь – знавшей, зачем мы пришли на самом деле – я вдруг испугался, что Вилен прикончит её прямо там на моих глазах.
– Иногда мне самой хочется её убить, – сказала Светлана, прижимаясь к груди Топора, но тот, взяв её лицо в свои пахнущие одеколоном ладони, накрыл губы поцелуем. Девушка ответила, но потом попыталась отстраниться, вырваться из сладкой ловушки: – Пусти. Не дай бог, кто-то войдёт сюда и увидит нас вместе.
– Я попросил Антошку никого сюда не пускать. Может он и не слишком умён, зато предан, и слово моё для него закон. Нужно быть безумцем, чтобы идти против этой горы мышц, – покрывая поцелуями нежную шею, прерывисто шептал Топор, всё больше возбуждаясь, и возбуждение его передавалось девушке, низвергая обоих в сладкую пучину любовного безумия.
Когда он вернулся в игорную зону похожий на проповедника мошенник только что бежал, оставив выигрыш, и довольный восстановленной справедливостью Северянин спросил, глядя на удовлетворённое лицо товарища: – Долго тебя не было. Занимался расспросами?
– Причём с пристрастием, –
