бригада, и я больше его не увижу. А что это для меня означает? Только то, что больше мне не попасть в будущее! Я сидел над этим устройством много бессонных ночей в попытке разгадать тайну. Мне удалось. Знания в области математики сильно помогли. Но теперь, когда я побывал в будущем, увидел то, чего, наверное, видеть не должен был, мне грозит опасность. Возможно, маленький человечек в смешном пенсне не захочет расстраивать своего фюрера информацией о неминуемом поражении и личном предательстве, когда его сепаратные переговоры с западом были раскрыты, и прикажет позабыть о секретном проекте и уничтожить всех, кто в нем состоял. Я первый попаду под замес!»
Лабберту почему-то вспоминается Эрнст Рем, та июньская «Ночь длинных ножей» и горы расстрелянных.
«Гиммлер – циник. Он не пожалел своего друга – не пожалеет и всех остальных. Радует пока одно: даже забрав у меня машину времени, они не смогут с ней разобраться. Но пройдет какой-то срок, и методом проб и ошибок они, безусловно, ее разгадают. Из этого следует, что, возможно, у меня будет запас времени»
Острая головная боль вдруг сковывает череп в кольцо.
«Боже мой, что это? Похмелье? Никогда оно не сопровождалось такой болью»
Он встает и, шоркая сапогами, идет к окну в надежде, что свежий воздух спасет.
Боль спускается к груди. Ему впервые за себя поистине страшно.
– Сапоги… Проклятые сапоги! – Он сдергивает с себя тяжелую солдатскую обувь и от изнеможения падает на пол.
Небольшой угол обзора, снизу вверх, позволяет видеть звезды.
Лабберт тщетно пытается встать. Нужно кому-нибудь сообщить! При сердечном приступе очень важно находиться под присмотром.
В него никогда не стреляли. Мировую войну 1914 года удалось пройти без ранений. Но сейчас в него словно выстрелили. Все тело скованно болью, он ощущает каждое нервное окончание.
«Паника ни к чему, – думает он, теряя сознание. – Встречу последнюю минуту с достоинством… К тому же здесь такой чудесный вид. Не каждому суждено умереть, вглядываясь в глубокое звездное небо…»
Спустя почти час, он приходит в себя. За окном гудит мрачная ночь. Боль отступила. Он поднимается, держась одной рукой за подоконник. Вдруг что-то большое и серое шарахается, взмахивает крыльями и улетает прочь в открытое окно. Это филин. Большой серый филин, что живет где-то по соседству, на одном из здешних чердаков. Оказывается, все это время он сидел здесь.
– Нечистая сила, он мог выклевать мне глаза! – кряхтит Лабберт.
«Что вообще со мной приключилось? Сколько себя помню, ни разу не терял сознание. Алкоголь? Ну, нет. Бывало, пил и похлеще. Тогда что же?»
На пути к зеркалу спотыкается о разбросанные сапоги. Зажигает маленькую лампу и долго всматривается в свое отражение. Перед ним человек, которого он привык видеть. Но в облике что-то настораживает. Какая-то незначительная деталь.
Лабберт слышит, как в голове бушует кровь. Страх.
«Мать моя! Коньяк здесь ни при
