style="font-size:15px;"> – Господа, внимание! – Кто Надо смотрел в общество и не видел того, он был дома, уже разделся и вот-вот окунётся в сон. – Корней Денежкин. Если не полюбите, ничего страшного. Но советую к нему прислушаться. Всем спасибо. И приятного… утра. Честь имею.
Молодой человек проводил взглядом отбывающее начальство. Прикрыл глаза в целях перезагрузки. Конечно, представление так себе, однако и зрители не мечта заветная. Вернулся в мир. Снова осмотрелся. Нет, декорации не сменили. Лениво перебирал мятые лица на предмет с кого бы начать. Все как один испуганные, жалкие, натужно трезвеющие, что гораздо отвратнее добровольно пьяных. Пьяный – структура целостная, завершённая, воспринимается вот так и не как иначе. Может забавлять, может вызывать рвоту, будто сам пил. Иными словами, вкусовщина. Но вкус готового продукта. Видеть же, как пьяный теряет промилле, точно глотать остывший кофе: те же разваренные зёрна, но потребляются скверно.
Денежкин решил, что среди присутствующих самой приятной для него станет компания жертвы, поэтому лучше пропустить вперёд её.
– Где… пострадавшая? – вопросил чуть дрогнувшим голосом.
Удовлетворять почтительное любопытство уполномоченных не нашлось. Обстановка не изменилась до такой степени, что Корней оказался на пути к вере в то, что его самого не существует.
– Пострадавшая… где? – повторил попытку, не забыв дрогнуть голосом.
– Я вас провожу.
Ева отпустила руку мужа и направилась к Денежкину. Ступала неспешно, аккуратно перешагивала через бутылки и куски некогда элитного угощения. Корней глазам своим не верил. Как?! Как из чудовищной реальности возникла она?! Словно Афродита, вышедшая из пены. Пены шампанского. Хоть самого дорогого. Но пена всё равно, по сути, уродство воды. И это уродство породило идеал.
А ведь она не знает, что красивая. Идёт, точно она как все. Значит, по-настоящему красивая. Изнутри. Не для внешних привилегий.
– Нам туда, – Ева указала в сторону кухни.
Обручальное кольцо. Или просто украшение? Корней бросил пристальный взгляд на место рождения прекрасного. Парень. С бородой. Прислонился к бледной колонне и не сводит с него глаз. Лицо знакомое. Это же этот… Писатель. Денежкин читал его книги. Денежкину даже понравилось. Он, что ли, кольцедаритель? А эта, мадам, которая распухла то ли от злобы, то ли от снобизма, маманька его?
– Эй, как тебя там? Рублёв? Бабкин? Если тебе при таком сопровождении страшно, ты не робей, лучше сразу признайся, мы тебе ещё людей выделим, – Фариза однозначно упёрла кулаки в поясные складки.
– С чего вы взяли, что мне страшно? – вот сейчас Денежкин действительно оробел.
– Ну раз не страшно, – гаркнул искривлённый злобой рот, – так действуй резче. Чего хотел? Софию опрашивать? Вперёд! Я следующая на очереди. После меня не занимать.
– Почему это? – включился дорогой друг Кого Надо.
– За мной Первый. За ним занимайте.
Впавшая в кому
