пришел к молчаливому соглашению с мавританкой: она старалась молчать, а он гладил румяные щечки сына тыльной стороной ладони, чувствуя при этом, как от прикосновения к нежной коже малыша у него по телу пробегали мурашки…
Когда же девушка наконец начинала показывать знаками, что пора вернуть ей ребенка, Бернат целовал сына в лоб и неохотно передавал его няньке.
Через несколько месяцев Жауме сообразил, что Бернат мог бы выполнять более полезную работу для мастерской.
Они оба научились уважать друг друга.
– Рабы не думают, когда работают, – как-то при случае сказал первый помощник Грау Пучу. – Они трудятся только из страха перед кнутом, не прилагая стараний. А вот ваш шурин…
– Не говори, что он мой шурин! – перебил его Грау, отлично понимая, что Жауме получил удовольствие, позволив себе в разговоре с хозяином эту маленькую вольность.
– Этот селянин… – поправил себя помощник, делая вид, что сконфузился. – Он не такой, как все. Он проявляет интерес даже к маловажным поручениям. Он чистит печи так, как никогда прежде их не чистили…
– И что ты предлагаешь? – резко спросил Грау, не отрывая взгляда от бумаг, которые просматривал.
– Может быть, его следует занять другими работами, где требуется больше ответственности? – Жауме пожал плечами. – Учитывая, что он обходится так дешево…
Услышав эти слова, Грау поднял голову и посмотрел на первого помощника.
– Не заблуждайся, – сказал он ему. – Бернат не стоил нам денег как раб, не заключал с нами договор как подмастерье, и ему не придется платить как помощнику мастера, но это самый дорогой работник, который у меня есть.
– Я имел в виду…
– Знаю я, что ты имел в виду. – Грау снова занялся своими бумагами. – Делай то, что считаешь нужным, но я тебя предупреждаю: этот крестьянин никогда не должен забывать своего места в мастерской. Иначе я выкину тебя отсюда и ты никогда не станешь мастером. Ты меня понял?
С этого дня Бернату поручили помогать помощникам мастера; он стал также приглядывать за молодыми подмастерьями, не умевшими обращаться с большими и тяжелыми пресс-формами из огнеупорной глины, которые должны были выдерживать температуру, необходимую для обжига фаянса или керамики. Из них делались огромные пузатые кувшины с узким, очень коротким горлышком и плоским основанием. Их вместимость достигала двухсот восьмидесяти литров[3]. Такие кувшины предназначались для перевозки зерна или вина. До этого времени Жауме приходилось привлекать для подобных работ по меньшей мере двух своих помощников. Благодаря Бернату стало достаточно одного, чтобы довести процесс до конца: сделать пресс-форму, обжечь ее, наложить на тинаху слой оксида олова и слой оксида свинца в качестве флюса – все это были компоненты глазури. Затем нужно было поставить тинаху во вторую печь, с меньшей температурой, чтобы олово и свинец не расплавились и не смешались, тем самым обеспечив изделию непроницаемый
Для простоты понимания в романе используются единицы десятичной метрической системы, которых в ту эпоху, естественно, не существовало. –
