каруселью. Как бы не сорвалось чего в его моторчике. Еще и жара, как назло.
– Тебе не понять, майор. – Жора говорил вроде обидные вещи, но Кольцов совершенно определенно понимал, никакой подоплеки в них нет. Оскорбить или даже задеть его никто не пытается. – Следы всегда остаются. Долго. А здесь нет. Сразу исчезли следы. Я тоже ничего не понимаю.
– Поясните, о чем речь? Следы на траве оставались, в церкви следы от обуви. О каких следах вы говорите?
– Сказал же, не поймешь, – он поднял на Кольцова тяжелый взгляд из‑под бровей. – Нельзя такое описать. Я просто вижу их, и все тут.
– Кого их?
– Майор, верни меня в камеру. Устал я с тобой базарить. Ничего больше не скажу.
И ведь действительно не скажет. Георгий точно таким же упрямцем слыл. Как вобьет себе чего в башку, рогом упрется, и все – не прошибешь. После убийства его сына, тогда, пятнадцать лет назад, Георгий все говорил про какие‑то мистические штуки, будто ворона видел с белыми глазами или, может, черта в ступе. Его отстранили от дела сразу же, а он все не сдавался. Приходил туда за старое русло, искал, вынюхивал, как ищейка. А потом резко пропал. Последнее, что Кольцов про него слышал, вроде инсульт Георгия разбил. На том все их общение и оборвалось.
Пришлось набрать номер по внутренней линии и приказать увести задержанного. Вечером того же дня он точно так же позвонил и отдал уже другой приказ – отпустить Жору на все четыре стороны. Ох и рисковал Тимофей Кольцов собственной задницей, погоны на плечах зашевелились, грозя звездопадом. Но на риск он пошел осознанно. Ничего просто так с его стороны не делалось.
Жору тянуло на место преступления, Кольцову оставалось лишь выяснить, в качестве кого он туда вернется.
Глава 2
Слежку Жора даже не заметил, а скорее почувствовал. Майор не прятал свои мысли, все они вышли, как солдаты на плац, оставалось только слушать. Ему верили, и Жора хотел оправдать доверие до конца. Слишком уж ему понравилось быть нормальным. Он только к слову такому привыкал почти полгода, потом еще год боялся потерять его, хлопал себя по карманам, будто оно где‑то там завалялось.
То, что это не его привычка, Жора понимал и очень хотел вспомнить, чья именно. Перед внутренним взором часто вставала шаманка, которую он сначала испугался, ведь она настроила против него его знакомца ворона и помогла сбежать жертве, которую он собирался обменять…1
Голова заболела, Жора остановился, сжал виски едва ли не до хруста, пережидая приступ, присел прямо на обочине в траву. Вспоминать каждый раз было больно. Невыносимо больно, и он бы отказался от своей затеи, если бы обрывки чужой жизни не лезли к нему сами, требуя взять их в руки, рассмотреть, понюхать, может, даже лизнуть, совсем как служебный пес, который ищет спрятанную взрывчатку.
Именно со взрывчаткой Жора чаще всего сравнивал свои приступы. В голове раздавался небольшой взрыв, в оглушенных ушах начинало звенеть, и приходила боль.
Вот
Подробнее данные события описаны в романе «Пленники рубиновой реки».
