занятий и увеселительных поездок в Париж незаметно наступил июнь, и, следовательно, стал неумолимо приближаться час нашей отправки на фронт. В целом, бригада неплохо подготовилась к предстоящим боям, и держать её дальше в тылу больше не имело никакого смысла.
Наступили последние деньки нашего безоблачного существования, и мы стали цепляться за каждую возможность съездить лишний раз в Париж и вдохнуть глоток его вольной жизни.
После своего первого посещения заведения мадам Дардье меня стало неумолимо «тянуть» к моей Жизи, и я побывал там ещё целых три раза. В какой-то момент я даже поймал себя на мысли, что думаю о ней чаще, чем следовало бы думать об обычной проститутке, но внезапно возникшая было симпатия к этой девушке, в одночасье, развеялась при моём пятом посещении знакомого борделя.
Спросив, по привычке, у мадам Дардье про свою Жизи, я неожиданно услышал от неё, в этот раз, что она занята и что у неё сейчас другой клиент. Меня это больно кольнуло, и я, отказавшись от выбора другой «девочки», остался в общем зале заведения, заказав себе бутылку недорогого французского вина.
Немного погодя, из самой дальней комнаты вышел какой-то солидный мужчина в дорогом костюме, и почти тут же, из этой же комнаты, с мужской тростью в руке, за ним выскочила абсолютно голая Жизи, которая, жизнерадостно смеясь и кокетничая, протянула её ему, а, после того, как он забрал её у неё, плотно прильнула к нему всем телом и нежно обхватила своими руками его за шею. Точно также она, обычно, прощалась и со мной.
Задетый за живое во второй раз, я намеренно громко кашлянул, обращая их внимание на себя, но реакция Жизи на моё присутствие в зале оказалась, до обидного, простой. Она, слегка смутившись в первую секунду, тут же весело махнула мне ладошкой и, оторвавшись от богатого клиента, грациозной походкой продефилировала ко мне.
Однако, я не смог перебороть в себе вмиг возникшую к ней брезгливость и, холодно отстранив её рукой, молча направился к выходной двери. Лишь оказавшись на улице, я перевёл дух и быстрым шагом пошёл прочь от борделя мадам Дардье, зная, что больше уже никогда не переступлю его порога.
В свой последний, перед отправкой на фронт, приезд в Париж я нечаянно вспомнил об адресе здешнего «связного» русской контрразведки, которым снабдил меня в России Батюшин, и решил, на всякий случай, установить контакт с этим человеком.
Агент Батюшина, он же – Савельев Алексей Семёнович, тридцатипятилетний коммерсант из России, проживал в одном из домов на бульваре Сен-Жермен, и найти его мне не составило большого труда. К моему удивлению, он оказался очень милым и интеллигентным человеком, обладающим аналитическим складом ума и, на редкость, широким кругозором. К тому же, это был убеждённый патриот России, что не могло мне не понравиться, и я сразу же проникся к нему искренней симпатией.
Я откровенно сказал ему о том, что, пока, не вижу особых опасностей для нашей бригады, и о том, что Лохвицкий не исполнил своего обещания Батюшину о моём переводе в штаб.
