Нет жизни, нет веры, нет счастья, нет сил»…
Он появился через неделю, рано утром. Она только что встала, умылась из рукомойника, сидела в ночной рубашечке на койке, расчесывала волосы.
Стукнули украдкой в оконное стекло – раз, другой. Вскочив, она отвернула щеколду, раздвинула створки.
Виктор! Непохожий на себя, в домотканой рубахе, мятом картузе.
– Ты одна? – озирался по сторонам. – Дверь закрой!
Влез на подоконник, спрыгнул на пол.
– Фейгеле! – обнял за плечи. – Птичка моя певчая…
У нее подкосились ноги:
«Пришел… не забыл!»
– Как ты? – посадил он ее на колени.
– Ничего…
– Не болит?
– Немного.
– Поедешь со мной?
– Куда?
– На край земли, – он засмеялся. Сузил глаза, посуровел: – Я серьезно, Фейгеле. Едем завтра, из Бердичева. Чугункой. Билеты у меня в кармане, будет извозчик до станции.
– Завтра, Витя? – Ей показалось, что она ослышалась. – Как – завтра? А работа? Я же нанятая, мама бумагу подписала с мадам Рубинчик.
– Нанятая, нанятая! – начал он сердиться. – Не надоело на буржуев спину гнуть? В общем, давай так. Либо мы сейчас расстаемся, либо вместе на всю жизнь. Решай…
В Виннице они вкусно отобедали в станционном буфете. Наваристые щи, битки в сметане, на десерт мороженое. Витя выпил рюмку водки, закусил балычком. Щедро рассчитался с половым – тот бежал следом, кланялся, отворяя дверь.
– Неплохая, однако, вещь деньжата в кошельке, – с улыбкой говорил Витя, когда они гуляли под ручку по перрону. – Повременить бы чуток с коммуной, а? А то битков на всех не хватит.
Она хмурила лобик, делала вид, что все понимает. Неловко было всякий раз, когда он произносил непонятные слова: «коммуна», «народовластие», «террор», «экспроприация».
– Правда, Витя, что анархисты против царя? – спрашивала как бы между прочим вернувшись в купе, листая «Дамский альбом рукодельных работ», который он ей купил в вокзальном киоске.
– Читай, девушка, свой журнал, – слышалось с соседнего диванчика. – Много будешь знать, скоро состаришься.
– Нет, правда, Витя? – настаивала она.
Он стряхивал в металлический коробок пепел от папиросы, взглядывал иронически. Протягивал руку. Она пересаживалась от него подальше в угол, закрывалась журналом. Он садился рядом, делал вид, что будет сейчас щекотать. Тыкал пальцем в подмышки – она отбивалась, визжала, колотила его отчаянно по плечам, пока он не прижимал ее к себе, не принимался нацеловывать жадно в вырез пеньюара…
Перед тем как лечь с ним этой ночью, она подмылась в вагонном нужнике. Сидела на фаянсовом сиденье, озиралась по сторонам: до чего шикарно, красиво! Зеркала по стенам, махровые полотенца на полочке. Не пахнет ни капельки.
Замерла, войдя в купе: нагой Витя возился, согнувшись на диванчике, у себя между ног.
Она
