еще один путь). Допустим, возрожденцы возродили бы и такой натурализм – и получили бы мы грубый реализм уже веке в XV. А как бы он мог повлиять на Рабле, Шекспира, Сервантеса?
Все это фантазии и спекуляции, разумеется. Но отчего бы в них не поупражняться – тем более, что повод подходящий, ведь стихи у Гегесиппа получились не только очень нетипичными для его культуры, но и просто прекрасными – безотносительно к чему-либо.
10. К Аристотелю
В «7. К Платону» мы обсудили теорию идей в ее поздней версии, показав, что для нахождения ответов на серьезные философские вопросы иногда необходимо делать парадоксальные умозаключения. Одно дело – заявить, что сущности вещей существуют сами по себе и не подвержены изменениям, а другое – признать, что эти сущности причастны как бытию, так и небытию, как движению, так и покою.
У Аристотеля мы можем найти мысль совсем иного рода – касающуюся не идей, а вещей. Но ее прелесть также заключается в неочевидности для обыденного мышления:
«Сущностям свойственно и то, что им ничего не противоположно; в самом деле, что могло бы быть противоположно первой сущности, например отдельному человеку или отдельномуо живому существу».
Здесь нужно особо подчеркнуть, что Аристотель понимает под первой сущностью только конкретную единичную вещь, а не ее идею. Дело в том, что греческое ουσία, обычно переводимое как сущность, в век Платона и Аристотеля еще было многозначным понятием – и именно благодаря двум главным мыслителям в греческой истории за ουσία закрепился устойчивый философский шлейф (а вообще в греческом языке оно означало имущество, собственность [АИ 10]).
В отличие от Платона, Аристотель был менее сосредоточен на теологической проблематике и высших онтологических принципах – потому первыми сущностями он называл вещи, а не идеи. Возможно, переводя аристотелевские сочинения, было бы лучше переводить ουσία не как сущность (поскольку современный читатель привык понимать под этим понятием идею), а как существо или сущее. Первые сущие – это как раз отдельные вещи, а вторые – это те виды и рода, к которым они относятся: вот это дерево является первым сущим, а дерево как общее понятие (платоновская идея) для всех частных деревьев – это второе сущее.
Что же такого замечательного в высказывании Аристотеля о том, что первому сущему ничто не противоположно? Дело в том, что наше мышление настроено на выявление противоположностей – мы легко и с удовольствием всему находим антонимы, каталогизируя реальность при помощи дихотомий. А хорошо ли мы делаем, ища каждой вещи ее антипод?
До написания этих строк я провел лабораторный эксперимент: спросил у знакомого, что, по его мнению, противоположно яблоку (попросил отвечать не задумываясь). Он сказал, что апельсин – потому что первое зеленое и кислое, а второй – оранжевый и сладкий. Дальнейшие
