раза в день. И не бесцветное месиво с сильным запахом гнили. Для девочки, голодавшей с самого детства это было важно.
– Ты странно держишь вилку, – отметил Монстр, все-таки с любопытством поглядывая в сторону Поль, почти расправившейся с армейской тушенкой, – у тебя сломана рука?
Поль чуть не подавилась порцией, которую набила в рот.
– Я… – она растерялась, – я так научилась. В Алжире мы вообще ели руками… да и… – и попыталась пошутить, – мне и так нормально, зачем переучиваться? Не с королевскими же особами мне разделять пищу.
Рихард странно усмехнулся и вроде бы даже слегка помрачнел. Поль решила, что ему неприятно отсутствие у нее хоть каких-то манер, но ничего с этим не могла поделать. Она все-таки не планировала ему угождать.
– Для себя, – глухо сказал ее тюремщик и добавил как-то грустно, – война же скоро закончится. И нужно будет жить дальше.
– Если я доживу до этого момента, неправильное обращение со столовыми приборами – последнее, что будет меня заботить, – рассудила Поль, стараясь скрыть нахлынувшую на нее тревогу. Он сказал – скоро? Значит, пока она заперта здесь, немцы побеждают? Или думают, что побеждают? Что вообще происходит в мире, за пределами Гюрса?
Кэтрин обещала в ближайшее время наладить контакт с сопротивлением, кажется, ей даже удалось найти какого-то связного из ближайшего городка, который тоже был привлечен к работе на заводе, но пока не решался подвергнуть риску себя и свою семью. Поль была уверена, что в результате селянин сломается – Кэтти умела убеждать лучше любого гестапо, используя всю мощь своего природного обаяния. Но до этого момента придется жить в мучительном неведении.
Спрашивать об этом самого Шварца было бесполезно, он всегда четко давал девушке понять, когда темы разговоров становились запретными. Все-таки не стоит забывать о том, что он – один из ее тюремщиков, а она всего лишь заключенная и явно не тот человек, с которым можно поделиться конфиденциальной и, вероятно, стратегически важной информацией.
– А что будет тебя заботить? – полюбопытствовал Монстр. Поль поставила на пол опустевшую банку из-под тушенки и проверила, надежно ли спрятано остальное содержание пайка в складках ее тюремной робы.
– Не знаю, – поделилась девушка честно, – я вообще не знаю, доживу ли до этого.
– Доживешь, – тихо пообещал мужчина и напомнил, – я не позволю им что-то сделать с тобой. И… не только я, – он осознал, что сказал лишнего и залился краской, отвернулся к стене и сделал вид, что заинтересован чем-то в глухой кирпичной кладке.
Поль, немного изучившая за время их странных встреч повадки Шварца, догадывалась, что сейчас на его лице написана вся гамма эмоций, бушующих у него внутри, а он благоразумно предпочел не демонстрировать их заключенной.
Теперь она мучительно думала о полученной информации и пока не готова была для себя решить, что
